Регина Грез - Невеста Крылатого Змея [СИ]

Надвигался вечер… Медленно заплывало солнышко за высокие березы, медвяным клевером снова пахнуло с лугов. Возились в колодах пчелы, устраиваясь на сон. Радуня подоила коровушку и Михей сам отнес полное ведро в дом, сам процедил молоко через тонкое полотно в глиняные горшки. Один полнехонек на столе оставил, а два покрыл чистыми тряпицами, да деревянными плашками и снес в прохладный погреб.

Далеко на закате воссияли зарницы, били оземь небесные стрелы, топтали высокие поля небесные табуны. Как бы не захватило Гнездовье… Да вроде бы обошлось. Выдался вечер спокоен и тих.

Вскорести разморило и детушек, первой Марусеньку снесли в сенцы на кроватку, Аринка хорохорилась еще, а как темень легла на двор тоже зевать начала, уложили и Аринку на мягоньку перинку. Радмир с Михеем в ночное ушли, первое лето брал Медведь с собой мальчика, и тем молодой Князь очень гордился втайне, малышам такую работу не доверяют. Да и как работой назвать, одно удовольствие — полночи не спи, лежи у костра, слушай, как дышит земля, как шумит лес, как бродят у поля сытые, ухоженные кони.

Радуня шушукались с Арлетой, знать, матушка опять поучала, как ловчее Мирончика пеленать, а разве молодая мать и сама не знает, чай, уж не впервой. Радсей что-то Златице рассказывал певучим слогом, вроде, обещал завтра показать гнездо малиновки и муравейник-гору. С тем девочка и заснула подле отца.

Леда сошла с широких качелей и направилась к дому, а на крылечке встретил ее Годар.

— Сладко спит ягодка наша, сестра обещала присмотреть. Ты сама устала ли за день? Может, и нам с тобой прогуляться до луга. Давно не оставались вдвоем.

В глаза пристально смотрел, губы дрожали в улыбке. Острой нежностью опалило душу. Любит еще Князь свою Лунную Княгинюшку. Прежнее желание кроется в ласковом взгляде. Как не пойти с Милым Мужчиной… на край света пойдешь на его зов, а не то, что на ночной луг.

Пальцы переплелись в горячем рукопожатье, губы коснулись губ, обещая, тревожа, маня…

— Прравильно говоришь, прравильно… мррр… вдвоем завсегда лучше быть.

Метнулась через порог большущая тень, Леда вздрогнула слегка, крепче прижимаясь к мужу.

— И тебе не спится, Старый Котище, знамо дело, выдрыхся за день!

— Днем мне от вашей ребятни покоя нет, так хоть в сумраке отдохну немножко. По лесу поброжу, последние весточки узнаю, кто кого притесняет, кому подмога нужна, кому оборона. А кому и ласки недостает…

— Славный ты наш Котик, ложись — отдыхай, без тебя в лесу справятся.

— А сейчас неправильно говоришь… урр…

Только его и видали, скрылся говорящий Кот среди темных молодых елочек. А мужчина и женщина, взявшись за руки, пошли со двора к отрастающему после первого покоса лугу.

…Потом Леда и Годар лежали рядом на разворошенном сене, смотрели на звездную россыпь, густо усеявшую иссиня-черный небесный плат и долго молчали. Махонькие кузнецы неустанно трудились в траве, что только нашло на них? И тьма нипочем, от стрекота хоть зажимай уши. Может, тоже вздумали любиться всю ночь… А луна подернулась розоватой дымкой, словно застыдилась чего-то.

— Смотри, будто неловко ей нас таких видеть! Спряталась вовсе, за тучку зашла.

— А звездочки, глянь-ка, напротив, возрадовались, повели хоровод вокруг. Верно, смеются…

Взял в большие ладони любимое лицо, серьезно смотрел в мерцающие радостью очи.

— Зачем мне звезды, если моя Луна у меня в руках.

— Крепче держи, кабы не улетела…

— Удержу. А если сама лететь вздумаешь, меня с собой забери. Как мне жить без тебя?

— Неладно ты рассудил. Вот Арлета живет одна, дочь вырастила, внуки ее тешат.

— Отец так не смог…

Леда поднялась к Годару, обхватила за плечи, сердце к сердцу:

— Вместе будем всегда. Обещаю, всегда буду с тобой.

Кажется, улыбался и верил. Отошла тревога с души.

— А чтобы не рвалась лететь, а тебя сам унесу… Да хоть прямо сейчас.

— Годар! Вот шальной же, пусти… Дай хоть одежу накинуть, ай, увидит кто… Да, что такое с тобой, лучше вернемся в избу…

Смеялся только в ответ, помогая одернуть рубашку. А свою одежду не тронул, значит, скоро и крылья расправит, поднимет «ладушку» ввысь. Может, до самой Луны…

Тоскливо шумела на осеннем ветру жухлая крапива, наползали туманы в лесные овраги, засыпанные пестрой листвой. Тяжелые гроздья калины свисали на прутья ограды. Со скошенных лугов веяло сыростью и давно осиротели поля. Разве что птицам, оставшимся на зиму в родных краях, удавался последний пир на разворошенных грядах. Вот и еще одно лето истаяло, истекло… Но полны добром закрома, амбары ломятся от припасов, можно переждать зиму. А пока отдыхает люд от осенних трудов, сидя вечерами у теплых печей, слушает старые сказки. От «матушки» Леды много их выучил умный Котик, а что-то и сам сочинил, уж на что был разумен Баюнов сын:

— Ну, детки, оставьте меня уже тормошить, а то сказывать перестану. Вот так-то лучше… Загрустила коза и пошла к осинке: «Осинка, осинка, можно мне под тобой избушку поставить?», а осинка ей отвечает: «Не ставь подо мной избушку, у меня листочки трепещут-дрожат, будут твоим деткам спатиньки мешать…»

Тут вмешался Радмир, рассудил по-хозяйски:

— Надо было козе прочую домашнюю живность в лесу встретить, тех, что зимовье строить надумали. Мне та сказка очень уж нравится. Главным там у них бык, еще баран при нем за помощника, свинья — бабью работу правит, кот и петух на подхвате, нашлось бы и для козы дело и детки ее под защитой будут. А то как же в лесу одной-то с малыми. Не ровен час волки нагрянут. Нет, слабой живности надо держаться вместе или кому сильному поклониться, среди людей завсегда так водится…

— Разумные твои речи, — похвалил сына Годар и сам крепко задумался.

Еще год или два пройдет и почует мощь свою, запросится молодой Змей в первый полет, а там задохнется юная душа от восторга перед небесной стихией, другим существом вернется на землю Радмир. Сказывали родичи, бывало, что высоко взлетев, сильно гордились собой Крылатые. На простой народ после взирали небрежно, творили бесчинства в родных краях, а забираясь далеко, и вовсе разоряли целые города.

Боялись и ненавидели подобных Крылатых Тварей, слава худая о них бежала на много верст вокруг. А порой от случайных Змеиных забав рождались на свет и мальчики с причудливым узором на плечах. Матери таких малышей из селения изгонялись, и доля их была очень горька, но кто-то из несчастных девиц до последнего стыд таил, а после оставлялось ненужное дитя в лесу или подкидывалось бобылям.

Но, ежели «отродье» Змеиное вырастало без материнской ласки и заветов отцовских, не встречалось на земле создания безжалостней и свирепей. Обрастало сердце колючей броней, замерзала душа, и леденел взор одинокого Ящера, загораясь лишь лютой ненавистью или звериной страстью. Знавал Годар и таких сородичей от корня Горыни… Знавал и остерегался, хотя никто не желал вставать ему самому поперек пути.