Марина Ли - Пограничье

— Вот так-то, — проворчал генерал, запечатывая письмо сургучом и завязывая на него шифровальную нить. — Еще посмотрим, кто кем покомандует, сопляк.

Что же касается Павлика, то он о мелочной выходке своего руководителя даже не догадывался. Он стремительно спускался в холл, чтобы успеть перехватить там свою непоседливую жену.

Жену! Губы дергались, пытаясь удержаться от улыбки, сердце колотилось, а глаза светились счастливо и недоверчиво. Неужели действительно жену?

Она повернула голову в его сторону, как только он спустился с последней ступеньки. Порозовела слегка под его горячим взглядом и одними губами произнесла:

— Привет.

Вместо ответа он качнул головой, преодолел разделяющее их расстояние и на глазах у зашедшегося в приступе любопытствующего паралича вахтера, притянул к себе свою глупую волчицу за талию и шепнул прямо в открытый то ли возмущенно, то ли удивленно рот:

— Так не пойдет.

Она растерянно моргнула, совершенно точно не понимая, что происходит.

— Урок первый, — Павлик рассмеялся, когда она испуганно дернулась, а потом нахмурилась, сердясь на свой испуг. — Мы же помним о том, что ты не умеешь любить, да?

— Помним, — кивнула торопливо, мило и немного смущенно улыбнувшись.

— Итак. Учимся любить, — собственное сердце предательски подскочило к горлу и увеличилось там в размерах. И от этого дыхание немедленно сбилось, а голос охрип. От этого или от того, что Сонья вдруг обняла его холодными руками за шею, прижавшись плотно невозможно мягкой грудью, и проворковала:

— Учимся. Обещаю быть очень хорошей ученицей.

Кто кого здесь учит вообще? Пауль бросил косой взгляд на вахтера, чей паралич медленно но верно трансформировался в предынфарктное состояние, и преодолевая искушение, хрипло проговорил:

— Любимого мужа приветствуют не так.

— А как? — если бы Павлик не знал, что она не умеет кокетничать, он бы выдал ей главный приз. За томный выдох, за трепет полуопущенных ресниц, за румянец нежный, как весеннее утро... Но в первую очередь, за губы, приоткрытые в ожидании поцелуя.

— Так.

Так? Возьми себя в руки, болван! Женщины любят ушами! Ты только что в самом деле ответил просто «так»? К чертям все! Нет сил бороться с соблазном влажных губ!

Когда дыхания стало не хватать, он оторвался от сладкого рта, а порожденное им же чудовище облизалось медленно и прошептало:

— Кажется, я поняла... Вот так?

Одна рука скользнула на затылок и запуталась в волосах, царапая острыми ноготками, а вторая легла на грудь, растопыренной ладонью впитывая каждый бешеный удар. Крутые бедра под пальцами Пауля напряглись, когда женщина привстала на цыпочки.

— Нет, точно поняла... Я знаю, как... Наверное, лучше всего...

— Боги!

Не выдержал первым этой тонкой игры и просто смел ее рот поцелуем, игнорируя глухой стук на заднем плане. Кажется, местный сторож все-таки потерял свою челюсть. Ну, ничего. Пауль Эро найдет ему ее бесплатно. Сегодня он в таком хорошем настроении, что с радостью пойдет на небольшую благотворительность.

— Сонюш...

— М-м-м-м?..

— Поросенок ты, Сонька! Когда ты так себя ведешь, злиться совершенно невозможно.

— Злиться? — она вдруг побледнела, и Павлик в очередной раз мысленно послал проклятия в адрес той сволочи, которая сделала из этой прекрасной женщины испуганного мышонка. — Почему ты должен на меня злиться?

— Не должен, — легко согласился Эро. — Но злюсь, наверное. Я же просил тебя не выходить из дома сегодня.

Она раздраженно поджала губы и с видом королевы ледяных эльфов поинтересовалась:

— Ты хочешь сказать, что теперь, — нервным движением почесала плечо с недоцелованной до конца татуировкой, — теперь, когда у меня есть... это... я обязана выполнять твои приказы беспрекословно?

— Сонюш!..

Павлик застонал в голос, после чего схватил свою глупую и сопротивляющуюся собственному счастью жену за руку и утащил ее в коридор, подальше от любопытных глаз.

Кстати, о глазах. Глаза Соньи Ингеборги метали ярко-зеленые молнии, а рыжие волосы гневно приподнялись, словно увеличившись в объеме. Хотелось схватить ее крепко и целовать до мягкости и потери дыхания. Сначала своего, потом ее, потом опять своего.

Но вместо этого Пауль прижал к стене напряженное тело, превентивно коленом упредил попытки к бегству, ладонями обнял побледневшие от гнева щеки и прошептал:

— Просьбы. Соня, не приказы. Я...

Сердце пропустило сразу пять ударов, дыхание остановилось, а кровь загустела, потому что зеленые глаза почернели и наполнились слезами.

— Соня?

Одновременно хотелось зарычать, завыть, перегрызть себе же горло и кого-нибудь стукнуть, потому что она, совершенно очевидно, собралась заплакать.

— Я плохая, — надтреснутым голосом, наконец, проговорило это невозможное создание, роняя на бледные щеки прозрачные слезы. — Зачем ты на мне женился? Я не смогу. Ты... а я... У меня...

— У тебя все замечательно получается, правда, — Пауль сцеловывал мокрые дорожки с лица и проклинал себя за неуместное в данной ситуации возбуждение, но от ее несчастного и беспомощного вида целиком сносило крышу. И оставалось радоваться только одному: хорошо, что в эфорате Речного города нет «приватных кабинетов»... А почему, собственно, нет?

— Родная моя, ну не плачь...

Всхлипнула как-то совершенно трогательно и по-детски, спрятала от него мокрую зелень глаз, и Павлик немедленно поцеловал опущенные веки.

— Сонюш.

— Мне надо тебе что-то сказать, — Сонья нахмурилась и откинулась назад, внимательно всматриваясь во взволнованное мужское лицо.

— Скажи, — он кивнул, всем своим видом изъявляя готовность слушать, и даже улыбнулся легко, подбодряя и утешая одновременно. Улыбаться расхотелось почти сразу, как только она начала говорить. Жестом остановил неуверенный поток слов, сплел защитный щит и, шагнув под его прозрачный купол, притянул к себе Сонью за плечи. Она дернулась, глупая, пытаясь вырваться, но кто ее отпустит? Попалась. Теперь не убежит.

Хрипловатый голос дрожал и время от времени срывался на шепот. И было понятно, что она совсем не хочет рассказывать и вспоминать. Это было понятно даже без предисловия, в котором она искренне заявила:

— Я все свои проблемы привыкла решать сама. И эту решу тоже сама, наверное. Просто ты должен знать. Да. Теперь, когда... — фраза «мы женаты» пока давалась ей с трудом, но ничего страшного, над этим мы еще поработаем. — В общем, хотя я и считаю, что тайна, известная двоим, тайной быть перестает... Но тебе я верю немного больше, чем всем остальным.

Павлик улыбнулся. Верит. Скольких нервов и седых волос ему стоило это доверие, хрупкое, как тонкая корочка льда, покрывающая фонтан в мамином саду в первое зимнее утро.