Марина Ли - Пограничье

Я окинула директорский профиль сомневающимся взглядом, раздумывая, стоит ли ему рассказывать о моем утреннем визите за Зойкой, но потом решила, что все-таки не стоит. Какое дело пану Ясневскому до каких-то убийств? Его семьи это не касается же…

— Сонья? — я, кажется, задумалась и забыла ответить на вопрос, поэтому Вельзевул Аззариэлевич все-таки адресовал мне вопросительный взгляд. — У вас все в порядке?

— Да, — поспешила соврать я, и пан Ясневский нахмурился. Вот как он это делает? Он и Алекс тоже. Интересно, у них там, у этих Ясневских, есть внутренний детектор лжи? — Правда, все хорошо. Просто я переволновалась немного… Мы у Дунаи остановились… То есть я…

К концу своей коротенькой речи я вдруг смутилась, потому что у Дунаи-то, на самом деле, остановилась я. А Павлик ночевал в эфоратских казармах. И утром он как-то не стремился перевезти ко мне свои вещи. Или мои к себе. И эта мысль неожиданно и совершенно нелогично расстраивала.

— Тебя проводить?

Вежливость — это все-таки недостаток. Ведь видно же, что провожать меня ему совсем-совсем не хочется!

— Или, может, я тебе переход выстрою?

— Спасибо, но я хочу пройтись… Тем более, что тут недалеко совсем…

Лило как из ведра, но мое желание прогуляться директор Школы Добра воспринял с понимающей улыбкой. Правильно, пусть лучше считает, что я переживаю из-за случившегося, чем строит предположения о том, что меня волнует на самом деле.

Я шагнула из-под эфоратского навеса и стремительно ушла в дождь. И думала я о долгах. И еще о законах. Волчьих и незыблемых. В какой-то момент во мне на секунду проснулась совесть и, закатав рукав, я глянула на бабочку Нель, но та была на месте, не думая меня пугать внезапными шевелениями, перемещениями и изменениями температуры. По хорошему, конечно, надо было с этим разобраться, выяснить, как работает татуировка и чем она мне поможет в воспитании маленькой эльфийской девочки, а в том, что она поможет, я не сомневалась.

Но в сутках было только двадцать четыре часа, а события и проблемы на меня сваливались быстрее, чем я успевала с ними справляться. Поправив совершенно мокрую манжету, я остановилась, вдруг осознав, что абсолютно не представляю, куда идти и где искать своего должника.

Дождь все лил и лил, а холодное платье и тяжелый плащ липли к телу, и невыносимо было терпеть все это. А еще хотелось обернуться. Я так давно не оборачивалась... Когда в последний раз? И ведь это для дела, а не по прихоти, не из-за глупого желания поноситься по лесу, доводя своим видом местных зайцев до инфаркта. По Речному городу и не поносишься... Представляю себе, какую истерику подняли бы русалки, если бы узнали, что по счастливым мокрым улицам, разбивая зеркальные лужи рыжими лапами, бегает одинокая волчица.

Но я все равно решилась. Стуча зубами и озираясь по сторонам, я стянула с себя мокрую одежду, увязала все во внушительный, тяжелый от воды узел, а потом закинула голову, подставляя лицо под ледяные струи.

И немедленно стало жарко и хорошо. Дрожь пробежала по телу, болезненная, но приятная... Я клацнула зубами, едва удерживаясь от того, чтобы не завыть радостно в серое небо... Еще раз оглянулась, а потом мир изменился.

Палитра запахов стала сочнее и разнообразнее. Сразу закружилась голова, а инстинкты взвизгнули, требуя бежать в луга и леса, ловить зайцев и... размножаться. «Размножаться!!!» — вопили они, оглушая и буквально лишая дыхания. Это что-то новенькое...

Тряхнула головой и даже всем телом содрогнулась, отгоняя наваждение, а после этого схватила в зубы приготовленный заранее узел с одеждой и побежала. Волчица знала, где искать волка. Был, правда, один неприятный момент, когда в голове раздался сигнальный звоночек, напоминая, что в этом городе сегодня три волка. И все трое намного сильнее меня, но я понадеялась на инстинкт. Уж он-то меня пока еще не подводил.

Поэтому и в этот раз я не удивилась, почуяв запах Гринольва. Немного усталости, немного болезни, много крови, но, в общем и целом, это был именно он.

Мне оставалось только поразиться месту, которое вожак выбрал для того, чтобы зализать свои раны, но волкам излишняя эмоциональность не свойственна. Не в животной ипостаси. Поэтому я просто вскочила на мост, ведущий ко входу в водяную мельницу и, преодолев его в три прыжка, толкнула лапой дверь.

Первого своего визитера Каравай Бубликович счел за лучшее просто не заметить. Мужчина был грязен, окровавлен и черен лицом. И он не был человеком, и тритоном тоже не был. Он вломился на мельницу часа три назад, зыркнул на мельника страшным глазом и с тех пор лежал на мешках в углу, время от времени негромко рыча и выговаривая что-то невидимому оппоненту, используя для этого отрывистый горловой язык.

А потом пришла визитерша. И не заметить ее хозяин водяной мельницы просто не мог.

Дверь распахнулась, впуская в помещение дождь, запах мокрой земли и вместе с ними огромного рыжего волка. В зубах у зверя был сверток, и Каравай Бубликович испугался, вспомнив старые сказки, в которых рассказывалось о том, как оборотни крали у людей младенцев, чтобы потом принести их в жертву своей кровавой богине.

Это был не младенец.

А волк не был волком.

Волчица.

Остановилась у колесного механизма и медленно и эротично, в такт звукам, которые издавали лопасти, входя в шумную воду реки, превратилась в женщину.

В красивую голую женщину. Очень красивую и совершенно голую. Без капли стыда она наклонилась, разворачивая принесенный с собой сверток, и даже не вздрогнула, когда пришедший ранее мужчина заговорил на общем языке:

— Ты была хороша, когда тебе было пятнадцать. Теперь ты умопомрачительна.

— Тринадцать, — проговорила она, натягивая нижнюю юбку.

— Что?

— Мне было тринадцать. В пятнадцать лет я, к счастью, уже избавилась от всех извращенцев в своей жизни.

Мужчина незлобно, но все равно довольно страшно рыкнул, и Каравай Бубликович, на всякий случай, решил пропустить пару вдохов.

— Зачем ты пришла? — лежащий отвел глаза и снова устало уставился в стену. — Хочешь добить?

— Не льсти мне, — волчица, к неописуемому сожалению мельника, закончила одеваться и теперь стояла посреди рабочего зала, не зная, куда деть руки. — Ты знаешь, что все равно сильнее...

— Знаю, — согласился он. — А еще я знаю, что у тебя гон. Я слышу это каждой клеточкой своей кожи, но ты же не подпустишь...

Красавица оскалилась, изуродовав прекрасное лицо злобной усмешкой смерти.

— Я так и подумал. Поэтому просто ответь на вопрос. Зачем ты пришла?

— Отдай мне долг, — ответила она шепотом. И после ее слов двери мельницы немедленно распахнулись, поддавшись стремительному порыву ветра, а в воздух взвилась пыль, перемешанная с мукой и изломанным жерновами зерном.