Марина Ли - Пограничье

— А где все?

— К чертям всех! Не представляешь себе, какая ты сладкая!..

Он мягко погладил мои губы большим пальцем правой руки, а я отчетливо поняла, что, в принципе, нет ничего страшного в том, чтобы перебраться ко мне. Во-первых, там тепло, во-вторых, Зойка не будет теребить зубами подол моего любимого платья, а в-третьих... в-третьих, чего я, собственно, боюсь?

Мое лицо мятным ветерком обдало дыхание Павлика, и я уже даже рот открыла, чтобы произнести заготовленное:

— Ладно, давай ко мне. Но ничего такого. И в самый последний раз.

Однако обнимающий меня мужчина заговорил первым:

— Ты это специально! — произнес он несчастным голосом и при этом послал мне укоризненный взгляд.

— Что?

— Спросила про эфорат, чтобы отвлечь меня... — мне кажется, или его голубые глаза горят в темноте позднего осеннего вечера синим пламенем? Тряхнул головой и наваждение прошло.

— Но ты права, надо выяснить, что здесь произошло, прежде чем отдать всего себя личной жизни, — он уверенно потянул меня к сторожке, продолжая говорить:

— Все-таки я начальство, негоже подавать подчиненным дурной пример... — привычно подмигнул мне, сверкнув белоснежной полоской зубов, а я взяла и вздохнула сокрушенно, глядя на его красивый влажный рот.

— Не делай так! — просипел он умоляюще и одновременно предостерегающе. — Либо я за себя не отвечаю.

Другая я обязательно испугалась бы в связи с этим немного агрессивным заявлением, но я сегодняшняя только согласно кивнула, ни на секунду не устрашившись. Наоборот, другая я почему-то обрадовалась и глупо заулыбалась, пряча от Павлика разрумяненное глупое лицо и еще более глупую улыбку.

Начальник ивского эфората подозрительно сощурился, удивляясь моей молчаливости и внезапной покладистости, но, видимо, решил разобраться с этим позже, сжал мою ладонь в левой руке, а правой яростно стукнул в дверь сторожки.

— Эй. Кто там есть?! Открывайте. Начальство явилось.

Самым страшным во всей этой истории, если забыть о чудовищном позоре в цветочном магазине, было даже не внезапное нападение волка, не то, что целую минуту Гавриил думал, будто его жизнь закончилась. Самым страшным было слезть с дерева вниз, на надежную и твердую землю, цепляясь одной рукой за шершавую ароматную кору, а второй удерживая проклятый мешок.

Внизу Гаврика поджидал старший ивский эфор. Он хмурился, лохматил ежесекундно и без того лохматую голову и, сгорбившись, ходил вокруг сосны.

— Господин Рост, примите мою искреннюю благодарность, — вдохновенно затараторил Гаврик, спустившись на землю, — мой род не останется в долгу, когда узнает...

— Рад был помочь, — перебил его мужчина и опустился на четвереньки, испачкав красивые форменные брюки обычной лесной гнилью, — но я не могу принять родовую благодарность. Потому что твое спасение вышло совершенно случайно. Мы здесь не из-за тебя.

И забормотал возмущенно под нос:

— Ничего не понимаю! Да что ж такое-то!?

Гаврик потоптался на одном месте, мучительно краснея и переживая в связи с образовавшейся неловкой ситуацией. Интересно, как бы на его месте поступил дядя? Вежливо поклониться и уйти? Но господин Рост даже не смотрит в его сторону. Подождать, пока посмотрит? А сколько ждать-то? Вон он как активно ползает, сокрушается с печальным видом, пыхтит... Сразу видно — чистый гном. Видать, на жилу напал вот и прогнал всех, один остался.

Гаврик мысленно ахнул! Вот! Вот он выход из ситуации: не уходить ни за что на свете, прилепиться к старшему эфору пиявкой, тогда он просто будет вынужден поделиться с парнем кладом. А много ли ему надо? Нет, на тридцать процентов Гавриил не надеялся, но десять — десяти как раз бы хватило для того, чтобы принарядиться, купить по-настоящему ценный подарок и тогда ОНА, наконец-то, заметит, что он давно уже не ребенок.

Гаврик, по-щенячьи подпрыгивая на месте, нетерпеливо почесал левую ладонь — к деньгам. Ох, к деньгам! — и решил действовать, как любит говорить дядюшка Гамлет Лирикович, ловить Петра с утра. Где именно его ловить, Гаврик не знал, а самого мифического Петра представлял огромным бородатым мужиком, обязательно в лаптях и с плетеным лукошком. Еще он не знал, почему Петр все время убегал и прятался и зачем его ловить, но вот что он понимал отчетливо и весьма определенно, так это то, что если сейчас не намекнуть гному, что кладом придется делиться, то ничегошеньки от него потом и не добьешься.

— Господин Рост? — Гаврик покосился на все еще белеющий в траве гриб и тоскливо вздохнул, пропадает же добро. — А что мы ищем?

Старший эфор оглянулся на мальчишку через плечо и хмыкнул едва слышно:

— Золото и бриллианты, конечно. А ты думал, что?

Вот так вот просто?

— Не иначе, хочешь, чтобы я с тобой поделился?

— Х-хочу, — но на всякий случай отступлю на шаг ближе к тракту, говорят, эти гномы совсем с катушек съезжают, если кто-то пытается покуситься на их сокровища.

— А не боишься? — старший эфор зловеще сощурился и плавно двинулся за парнем.

Гаврик с тоскою посмотрел на уже полюбившуюся сосну, которая, к сожалению, была недосягаема из-за того, что находилась за спиной возжелавшего злата гнома. Оставалось надеяться только на быстроту ног. Ну, и на то, что кровь предков все-таки проснется. Дядя не раз говорил, что просыпается она исключительно в стрессовых ситуациях и у всех по-разному. У кого-то в два года, у кого-то в сто два. Гаврику было пятнадцать. И она пока молчала, зараза.

Валентин Валентинович Рост протянул вперед руки с растопыренными крючковатыми пальцами и неожиданно громко, по-лошадиному заржал:

— Нет, ну так неинтересно! Тебя испугать даже еще проще, чем моего двухлетнего внука. Следы я ищу, балбес! Следы.

Мечта о дорогом подарке и ЕЕ огромных влюбленных глазах лопнула, как мыльный пузырь. Гавриил даже, кажется, услышал противный чмокающий звук. Это только надежды разбиваются красиво, звеня при этом осколками счастья, а мечты лопаются, отвратительно разбрызгивая по сторонам неромантичные ошметки холодного мыла.

— Вот ты говоришь, волк, — между тем продолжил старший эфор, хотя ничего такого Гаврик и не думал говорить. — И собаки наши вели себя так, словно где-то здесь в лесу оборотень, а между тем ни следов, ни волчьих запахов нет... Понимаешь, к чему я клоню?

Мальчишка кивнул и искренне ответил:

— Не понимаю.

— А к тому, — старший эфор поднял кверху указательный палец, который при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не крючковатым, а наоборот, очень даже ровным, с аккуратно подстриженным круглым ногтем, — был ли волк, мальчик?

— Был, — Гаврик даже обиделся. — Думаете, я ради развлечения на дерево забрался. Думаете, легко было туда с мешком лезть? И назад потом еще… — стыдливо спрятал мешок, щедро разукрашенный ромашками, за спину. — Был волк, Валентин Валентинович. Я за грибком наклонился, а он оттуда как выскочит!.. Большой и страшный. И полосатый. Честное слово!