Amalie Brook - Пыльными дорогами. Путница [СИ]

Не знаю уж, волшба ли простой девки, искусность зодчих скельдианских иль время само сжалилось — только стены по сей день держатся. И гарнарское колдовство им не помеха.

Въезжали мы в ворота и сердце мое сжималось. Люд — рабочие, воины, крестьяне — изможденные, уставшие, в глазах страх и печаль.

Уже сколько дней держатся они, страдают от натиска могучей силы, которую и понять не могут. Мне, чародейке, и то боязно, а уж им…

Будь я на их месте, от страха бы померла. Днем к битве готовиться, ночью засыпать и слышать, как у стен упыри с умертвиями бродят. Голодать, каждый день, ждать помощи и на небо глядеть — вдруг прилетит сокол быстрый и принесет добрые вести.

На фоне серого неба мрачными виделись мне поблекшие маковки теремов грошовских, каменные дома горожан, полуразрушенные и разворованные. Размытые дождями улицы наполнились грязью и нечистотами. Еще немного и люди начнут умирать, гибнуть от болезней.

Нет, не выдержать Грошову, не выстоять без помощи.

На нас глядели по-разному — то удивленно, то гневно, то с усмешкой. Грошовцы от князя помощи ждали, дружины верной, витязей смелых. А прислали им кого — кучку чародеев с охраной да девку рыжую.

— Спаси нас боги, — вслух проговорила замотанная в грубую ткань старуха, прикладывая руки к груди.

Только на богов теперь грошовцам и надеяться, только от них помощи и ждать.

— Есть ли здесь войско какое, Бурислав?

Воевода покачал головой на вопрос Всеслава.

— А как же? Есть. Дружина Назара Хмелевича здесь стоит.

— Давно стоит?

— Да поди с три седмицы.

— Плохо это, Бурислав, плохо, — с горечью проговорил заклинатель. — Устали люди — ни сил, ни надежды у них нет.

— Так вы ж теперь с ними, Всеслав.

— Думаешь, поверят ли нам?

Не ответил воевода.

А по глазам горожан я прочитала — нет, не поверят. Ни за что не поверят.

Тревожный колокол ударил спустя час после рассвета. Гул его разнесся над замершим на ночь Грошовом.

Я, на ходу одевшись, выскочила на улицу.

Дом, куда нас поселили у самой стены стоял. Зоран, Осьмуша и Всеслав тотчас поднялись, а я припоздала.

Остановилась на миг, голову подняла.

— Гарнарцы идут! — крикнул дозорный на башне. — Гар…

Стрела с пестрым оперением вошла в его грудь и парень свалился на каменную лестницу стены.

Колокол бил все громче. Воины бежали на стены, разводили огонь под чанами со смолой, готовились к битве.

Я рванулась было за ними, чтоб своими глазами увидеть войско Ихмета. Да тут вдруг замерла и будто холодом меня обдало.

Громкий протяжный стон — как предсмертный крик — прозвучал над нами. Гарнарский рог пропел сигнал к битве. Возвестил нам о приближении гибели. И в воздухе запахло страхом, болью и кровью.

Миг я пыталась справиться со страхом, а после побежала на стену.

— Ушедшая, мать моя, помоги… Светлые боги…

Кому молиться уж и не знаю.

Припав к краю стены, я поглядела вдаль.

Боги…

Горло сдавило будто тисками. Ни слова, ни звука не могло вырваться наружу. Страх, дикий страх сковал меня всю разом.

До боли сжав каменные выступы ладонями, я замерла. Лишь слеза, одна-единственная, скатилась по щеке и исчезла.

Рать их огромна, бесчисленна. Глядишь до самого горизонта и нет конца-края темным всадникам в остроугольных шапках. Пыль вздымается клубами под копытами их коней. А ржание их и нетерпеливые удары о землю лишь говорят — и те готовы биться.

Проклятый гарнарский рог протрубил снова и снова. Каждая его песня сопровождалась дружным восклицанием воинов, их криками.

Всмотрелась я внимательней — средь темных воинов мелькали другие. Пешие, в длинных одеяниях и шкурах, с бубнами в руках. Обвешанные ярками полосками ткани, костями и оберегами. У иных на головах и вовсе черепа с рогами были.

Шаманы.

Даже издали видела я, что лица их ярко разрисованы красками. Нити от сердец вились темные, тугие, сплетенные в узлы в нескольких местах. У всех, как у одного.

Сказывал Всеслав, что узлы те не простые. Каждый узел — спасение от смерти. Захочет кто убить человека — разорвать нить должен. А коли кто спасти надумает — связать заново. Темная то волшба, не наша.

Боги… Ушедшая…

Уж не знала я, у кого помощи и защиты просить. Страх, великое дело страх.

Шли они быстро. Кажется, вот-вот да и сметут Грошов. Растопчут крепостные вековые стены, как и не было их.

Не орда то гарнарская, то смерти наши идут.

— Ушедшая… — беспомощно прошептала я.

И будто руки ее на плечи легли. И будто сила вновь по венам потекла как тогда, в сражении с нечистью.

— Вёльма! Вёльма!

Я обернулась.

— Всеслав?

— Обыскались мы тебя, Вёльма. Будь на стене, не сходи никуда. Рядом с нами будь.

Опираясь на посох, он хотел уйти.

— Всеслав! Стой! Как же мы сражаться-то будем? Со стены? Как же чары нам плести? Врагов ведь не видим.

— Ежели ворота открыть, конец Грошову-граду, — мрачно проговорил чародей.

Я поглядела ему вослед, а после с места сорвалась и побежала Зорана искать.

Дурно, ох, дурно я делаю, что Всеслава не слушаюсь. Зря я поперек ему все делаю, ой, зря. Только не могу ведь иначе. Не до того теперь.

— Некрас! Зоран с Осьмушей где? — схватила за руку дружинника.

— Внизу они, у стены, — отмахнулся тот и побежал дальше.

Едва переводя дух, я побежала вниз.

— Осьмушу и Зорана, чародея, не видел? — спрашивала у всех, кого видела.

Кто отвечал, кто ругался, кто просто проходил мимо.

Боги, как же их найти?

Наконец я завидела темного жреца. Тот что-то быстро говорил Буриславу и указывал рукой на стену.

— Зоран?

Сквозь толпу я рванулась к нему.

Плачущие женщины, перепуганные дети, старики, взывающие к богам, нищие, бегущие прочь, к сердцу крепости.

— Зоран!

Колдун обернулся, увидел меня.

— Уйди, сукина дочь! — крикнул витязь, которому я на пути попалась.

— Сам с дороги сойди, — бросила в ответ. — Не видишь, кто перед тобой.

Указала на знак Дома Предсказаний и двинулась дальше. В спину мне неслись проклятия и пожелания скорой гибели от руки гарнарца. Похоже, не так уж и жаловали нынче чародеев в Беларде.

— Зоран! — наконец очутилась я подле колдуна. — Делать нам что-то нужно! Иначе сгинем все.

— Всеслав что? — кратко спросил темный жрец.

— Ждет он, боится, не хочет людей в битву бросать. И слушают его все…

Лицо его на миг стало будто каменным. Замер он, не двинется. Чернота в глазах мелькнула и скрылась.

— Мне Всеслав не господин, — проговорил Зоран. — Тебе — как решишь. Только если уж надумала, Вёльма…

— Некогда мне думать! — оборвала я его. — Грошов едва стоит, а, ежели ждать. Шаманы бы не ждали…

— И то верно, — глаза Зорана снова потемнели. Он улыбнулся какой-то страшной, неестественной улыбкой. — А мы и не станем.