Наталья Соколина - В снежных горах Непала [СИ]

— найди всё, что тебе нужно. И поторапливайся. До вечера нам надо быть в деревне. — Торопливо кивнув, Маша развязала мешок. Он был набит мужскими вещами: рубашками, свитерами, трусами, вязаными круглыми шапками, носками, ещё чем-то. Отдельно, в коробке, лежали несколько солнцезащитных очков, какие-то лекарства, одноразовые шприцы и бинты. Она выбрала себе пуховую маленькую шапку, тёмные очки и, поколебавшись, вязаные толстые перчатки. Они были ей здорово велики, но меньших она не нашла.

Как только Маша завязала мешок, Сантош бросил его в ту же дыру и привалил на место валун. Она видела, что он нервничает, поэтому решилась спросить: — что-то случилось, да?

Он в нетерпении дёрнул плечом: — землетрясение оказалось серьёзнее, чем я представлял. Деревня сильно пострадала, есть раненые. Каран уже оказал первую помощь, но мне надо быть там. Кроме того, я подозреваю, что основной удар пришёлся на Катманду. По направлению к нему несколько вершин как будто срезало ножом. Вчера я не смог дозвониться до родителей, а сегодня утром обнаружил, что вышки сотовой связи в горах исчезли, — он хмуро посмотрел на неё: — всё, ты готова? — она кивнула, — пожалуй, я обернусь. — Через несколько минут женщина и снежный барс покинули пещеру и направились на восток, навстречу восходящему солнцу.

Уже несколько часов Маша шла по тропе рядом с неспешно трусящим барсом. Вначале, когда они только отошли от пещеры, идти было тяжело. Сошедшая лавина накрыла тропу ровным слоем снега, который был временами каменно-твёрдым, а порой женщина проваливалась чуть не по пояс, и тогда зверь останавливался и с нетерпеливым раздражением смотрел на неё. Когда, в очередной раз, Маша упала на бок в тщетной попытке выбраться из снежного плена, барс подошёл к ней и сердито хлестнул хвостом. Она возмущённо вскрикнула: теперь она уже не боялась, что он вцепится ей в горло — образованный человек, всё же, но его раздражение и насмешка неприятно задевали. Но зверь не отошёл, а помаячил кончиком хвоста прямо перед её лицом. Тогда она поняла, осторожно взялась за него и сжала в руках. Хвост был толстым, покрытым короткой густой и грубой шерстью. Снежный барс дёрнулся вперёд, и Маша вылетела из снежного плена, как пробка из шампанского. Она села, где стояла: смех душил её, но она боялась обидеть Сантоша. Он тоже сел напротив женщины и оскалил клыки. Но ей уже не было страшно: — Сантош, — она всё же засмеялась, — а можно я буду держаться за ваш хвост? — Барс зарычал и хвост подсек её под коленки. Она опять упала, но пушистый кончик снова маячил перед глазами, и она решительно вцепилась в него.

Через несколько часов след лавины закончился и стало видно каменистую обледенелую тропу. В обед они немного посидели в каменной нише, укрывающей от жгучего ветра. Вернее, сидела Маша, а зверь с наслаждением растянулся на снегу, жмурясь и подставляя морду ледяным порывам.

Со второй половины дня тропа пошла под уклон, а ближе к вечеру, далеко впереди, показались зелёные пятна. Ощутимо повеяло теплом — путники спускались в долину.

В деревню пришли в темноте, лишь яркие звёзды освещали путь. То справа, то слева вдруг возникали развалины из камней и глины, в них копошились люди, слышался женский плач и разговоры. Снежный барс уверенно шёл вперед, Маша торопилась за ним, боясь отстать. Встречающиеся люди не обращали на зверя никакого внимания, скорее уж женщина ловила на себе их любопытные взгляды. Кое-где мелькали огоньки керосиновых ламп, доносился запах дыма и горячей пищи.

Внезапно барс свернул в сторону, обогнул развалины очередного дома и, остановившись у двери, поднял голову и посмотрел на Машу. Она поняла, потянула на себя ручку. В доме было темно, но барс чем-то зашуршал, а вскоре Сантош сказал: — ну, наконец-то! Я уж думал, тебя опять тащить на себе придётся.

Маша обиделась, хотела сказать, что у неё всего две ноги, а не четыре лапы и, на её взгляд, она очень даже неплохо шла, невзирая на занесённую снегом тропу и накопившуюся усталость, но вместо этого сказала: — а почему это вы обращаетесь ко мне на «ты», хотела бы я знать?

Чиркнула спичка, и свет керосиновой лампы разрезал темноту. Вешая ёё на стену, Сантош босиком, но уже одетый в тёмную рубашку и невообразимого грязно-серого цвета брюки, не поворачиваясь ответил: — я — чхетри, а ты никто. Иностранцы вне каст, даже ниже, чем шудра, неприкасаемые, — он повернулся, и Маша увидела его ехидненькую ухмылку. Она молча смотрела на него, не зная что ответить на его явное оскорбление. Пережитый стресс от осознания неминуемой гибели и чудесное спасение, усталость и страх за своих спутников, неясные перспективы подкосили её волю, и Маша, неожиданно для себя, вдруг расплакалась громко, навзрыд, стыдясь и не в силах остановиться. Она мешком осела на пол и спрятала лицо в ладони. Слёзы — откуда что и взялось, лились и не собирались останавливаться. Внезапно она почувствовала, как мужские руки обнимают её и настойчиво привлекают к горячему телу. Она попыталась упереться, с неприязнью оттолкнуть его, но сопротивление было сломлено. — Тш-ш-ш, тихо, тихо, не надо плакать, всё будет хорошо, я всего лишь пошутил. Мы и сами не очень-то смотрим, кто к какой касте принадлежит. Это была лишь неудачная шутка, Маша. — Она не заметила, что он назвал её Машей, а не Марией, как обычно. — Конечно, ты тоже зови меня на «ты», я просто раньше не обратил на это внимания. — Он крепко прижимал её к себе, и она, из принципа потрепыхавшись, затихла, всё ещё всхлипывая. Сантош задумчиво поглаживал её по спине, и Маша даже сквозь куртку, которую не успела снять, чувствовала, как напрягаются у него на груди мускулы, как уверенно и сильно он держит её. А ещё от него пахло. Чуть-чуть терпким мужским потом, жаром, и едва уловимо — зверем. Но может быть, ей это показалось. Ей было стыдно и, чуть отдвинувшись, она пробормотала:

— извините, Сантош, я сама не знаю, что со мной. Вообще-то я не истеричка, просто устала, наверно.

Он наклонился к её лицу, и Маша близко увидела карие, с золотистой искоркой, внимательные глаза, улыбающиеся губы: — а я думал, мы договорились, что будем на «ты»? И не за что извиняться, я сам виноват, не подумал, что ты не привыкла ходить по горам. — На мгновение Маше показалось, что он её поцелует, но Сантош отстранился, и неожиданно разочарование кольнуло её. — Снимай куртку и шапку, в доме тепло. Дед ждал нас и натопил печку. — Она и вправду почувствовала, что от небольшой печурки у стены веет теплом. Стянув куртку, Маша, наконец, осмотрелась. Они находились в небольшой комнате, нельзя сказать, чтобы уютной. Стены из тёсаного камня ничем не прикрыты, деревянный некрашеный пол застелен тростниковыми циновками, у стены пара небольших шкафчиков, украшенных тонкой резьбой, по центру комнаты невысокий столик, вокруг него разбросаны подушки в ярких наволочках. Покрытая кое-где ржавчиной железная печка, металлическое колено выведено в отверстие в стене. Небольшое окно ничем не занавешено. В дальней от двери стене — закрытая дверь. Сама стена деревянная и на ней висит миленькое панно с вытканными узорами. Узоры всякие-разные: то россыпь разноцветных бус, то какие-то бублики на ниточке, то толстые извивающиеся верёвки, а то просто круги и квадраты. Все они яркие: оранжевого, изумрудно-зелёного и голубого цветов, но с преобладанием красного.