Вера Чиркова - Угол для дерзкого принца [litres]

– Можете входить, – разрешила спутникам. – Центр комнаты закрыт куполом. Сейчас попробую снять амулет.

– Подожди, – отстранил меня Гесорт, и я послушно шагнула назад.

Он действительно хорошо разбирался в артефакторике и даже делал особые амулеты для Альми. Магистры встали по бокам от него, готовясь помочь или перехватить ловушку в случае неудачи, а я просто закрыла их дополнительным односторонним щитом.

– Элни, – мягко приобнял меня Ренд, и я невольно насторожилась.

Подобное поведение в присутствии друзей и соратников ему было несвойственно, и мне это нравилось. И без того сложно сосредоточиться, когда рядом любимый человек и временами касаешься его то рукой, то ногой, но если он еще и начинает проявлять недвусмысленные знаки внимания…

– Что случилось? – шепнула в ответ и затаила дыхание.

– Если я сделаю так, – он глянул на меня пристально и чуть сузил глаза, – бросай кисель, чтобы накрыл с головой.

Райвенд явно чего-то недоговаривал, и я начинала понимать почему. Наверняка опасался, что Камилла, как большинство менталов, может контролировать собственные зрение и слух. И далеко не так проста, как считает ее младшая сестра.

Амулет погас и покорно лег в руку Гесорта, простая металлическая задвижка подалась легко и беззвучно, видимо, герцогиня имела привычку появляться в комнате дочерей внезапно. О том, насколько хорошо ей это удавалось, учитывая способности Камиллы, нам оставалось лишь гадать.

Дверь мягко распахнулась, и нам в лицо дохнуло запахом горящей свечи и душным теплом, какое бывает лишь в наглухо закрытых помещениях. Взгляд невольно скользнул по открывшейся в проеме слабо освещенной комнатушке отметил отсутствие окон и намертво прикипел к детям, плотной кучкой сидящим в низком, потертом кресле.

Таким одинаково худеньким и бледным, что от жалости вмиг перехватило горло.

– А Нинилла… – выпрямившись, тревожно спросила старшая, глядя мимо нас на отца, и он, разом ломая все планы и договоренности, ринулся к ним, упал на колени:

– Рассказала, не волнуйся! Она в безопасности. А мы пришли за вами… – бормотал он, покрывая поцелуями неухоженные худые лапки с просвечивающими сквозь кожу венками.

– А ОНА? – В хрипловатом, тихом голосе девушки ледяной поземкой звучала лютая ненависть.

– В каземате, – уверенно заявил король, прошел к креслу, подтянул скамеечку и сел, глядя Камилле в глаза: – Почему ты мне ничего не сказала?

– ОНА следила, – безнадежно усмехнулась девушка. – И если бы я хоть жестом… наказала бы их. Не сама… в последнее время рядом все время был кто-то из ЕЕ гостей.

– Внизу находится около пятидесяти человек, – пробормотала моя мать, до сих пор упорно державшаяся в сторонке. – Я всех усыпила.

И это означало, что те люди ей очень не понравились. Пользоваться способностями таким образом моя матушка очень не любила.

– Уходим отсюда, – решил Ансельз. – Туда, где солнце, тепло и хорошо кормят. Там и поговорим после обеда. Ты не против, Герт? Прием все равно отменен.

– Я против, – внезапно заупрямился король. – И прием состоится. Только для узкого круга друзей и родни. Нас там, кстати, еще бабушка с Нинни ждут. А меня – королева. Здесь пусть дознаватели разбираются.

Я ничего не имела против, но считала нечестным оставлять в неведении Альмиссу и Модену, ну и конечно отца Райвенда. В конце концов, все случившееся задело и их тоже. Ренд и Стай думали так же, им хватило полунамека.

Во дворец нас перенес Гесорт, доставив не в портальную комнату а прямо в королевский кабинет, и сразу ушел за женой.

Внезапно оказавшись вместо убогой полутемной каморки в роскошном, ярко освещенном помещении, девушки растерялись, прижались к старшей, а она, привычно натянув на лицо скучающее выражение, напряженно следила за шедшей к ним сестрой.

– Ками… – На последних шагах Нинилла сорвалась, ринулась к сестрам и упала в их объятия.

– Поплачьте-поплачьте, голубки мои бедные… – Манефа уже стояла рядом, гладила девушек по волосам, по плечам, обтянутым поношенными платьями. – Умойте сердце чистыми слезами и отпустите в прошлое свои беды и печали. Теперь все будет хорошо. У вас есть любящий отец, брат и мы.

– Я ничего не мог сделать, – горестно бормотал Карлос, яростно дергая себя за упавшие на лоб седые пряди. – Да я даже ничего подобного и не предполагал! Дети выходили к завтраку чисто одетые и причесанные…

– Амулеты, – устало пояснила Камилла и вдруг уставилась прямо на меня: – А ты ему все-таки изменила…

– Нет, – твердо ответила я, сразу поняв, о чем она говорит. – Я ошиблась в самом начале и долго не могла осознать этого. Тот карнавал… откуда мне было знать, что они меняются одеждой?

– Я же сказал… – вздохнула она, знакомо усмехнулась и поправилась: – Сказала.

– А я тогда уже построила башню и никому не поверила бы, что она из песка, – усмехнулась я в ответ. – Но потом песок высох, и ее стены осыпались…

– ОНА… – хрипло фыркнула та, что, как выясняется, столько лет была моим собеседником и сторонником, – изо всех сил старалась развеять твои иллюзии и очернить тебя в его глазах, но ты оказалась очень стойкой.

– Значит, ОНА, – так же подчеркнула я, – предназначила ему тебя? Почему ты не поддалась? Это… твой дар?

Ками молча кивнула и лукаво стрельнула мимо меня взором взрослой, мудрой женщины.

– И еще я, – осторожно обнимая, признался мне Райвенд, – всегда сочувствовал маленькому пажу, тайком подкармливал сладостями и однажды открыл ее тайну, даже дал пару советов. Но и представить не мог, что та гадина способна так измываться над собственной дочерью.

– Ужин уже подан, ведите детей кушать, – вмешалась Манефа, успевшая сунуть младшим девчонкам по пирожку. – Потом обо всем поговорите и все выясните.

Стол, за которым уже собрались все мои друзья и родня, ломился от самых редких и изысканных кушаний, а ловкая хлопотуха внимательно следила, чтобы гости отведали каждое блюдо. Младшие девочки, не отказываясь, ели все подряд, и видно было, что многое им в диковинку.

– На кухне каждый день готовилось столько еды… – никак не мог смириться с подлостью жены герцог.

– Мы знали, отец, – ласково потрепала его по плечу Камилла, – но ОНА всегда говорила, что дети, привыкшие к роскоши, ничего не смогут добиться в жизни. Только те, кто хлебнет голода и холода, станут бороться за самых лучших, самых богатых и знатных женихов изо всех сил, до последнего.

– По-разному бывает, – вздохнула Манефа, – но в одном я точно с ней не согласна. Сражаться нужно не за богатых женихов или невест, а за своих любимых. И только в том случае, если это не бой против самих любимых. Они тоже имеют право на выбор. И уж конечно нельзя драться кулаками, подлыми зельями либо амулетами, как понимают эту битву некоторые самонадеянные или просто глупые девушки. За любовь можно бороться лишь душевным теплом, состраданием, честностью и верностью.