Валерия Чернованова - Похищенная, или Красавица для Чудовища [СИ]

«Не удивительно, что она влюбилась в кузена. По большому счёту, ей ведь здесь и влюбляться больше не в кого», — угрюмо размышляла девушка, пока ковыряла политые сладким соусом вафли.

Теперь она понимала, что для квартеронки Кейран являлся целым миром, просто потому что другого мира Аэлин не знала.

Молодой человек почти не обращал на «гостью» внимания. О чём-то негромко переговаривался с Катриной, привычно делавшей вид, что место, занимаемой Мишель, пустовало.

С трудом протолкнув в себя половинку вафли, пленница поспешила подняться. Извинилась за то, что вынуждена их оставить, сославшись на пусть и отступившую, но всё ещё ощущавшуюся слабость. Мистер Сагерт девушку великодушно отпустил, в то время как его сын после слов о слабости, казалось, был готов пригвоздить Мишель к сиденью взглядом. Смотрел на неё пристально, не то пытаясь задержать, не то стремясь проникнуть в её мысли и понять, о чём она думает. Что сейчас чувствует.

Оказавшись за пределами визуальной досягаемости Донеганов, девушка облегчённо перевела дыхание. Больше всего она боялась, что её начнут расспрашивать о дневнике Каролины Фоулз, в тщетных поисках которого она перерыла всю комнату. Мишель была рада, что Донеганы предпочли не поднимать щекотливую тему. На допрос с пристрастием в том состоянии, в котором пребывала сейчас, её бы точно не хватило.

Мишель и правда чувствовала себя неважно, а потому, вернувшись в спальню, сразу легла в кровать. Хотела ослабить шнуровку платья, но сил даже на это не осталось.

Девушка прикрыла глаза, чувствуя, что начинает проваливаться в трясину сна, в котором оживали её наихудшие страхи.

До самого вечера Мишель то выныривала из беспокойного забытья, то снова погружалась в никак не желавшие отпускать её кошмары. От обеда и ужина пленница отказалась: одна только мысль о еде вызывала в ней рвотные позывы. Мишель не могла есть, не могла читать, даже думать о чём бы то ни было не получалось. Девушку охватила апатия, и как прогнать её, Мишель не представляла.

Такой — потерянной, ко всему безразличной, казалось, утратившей искру жизни — её и застал поздним вечером Кейран. Мишель блуждала где-то между сном и явью, среди чудовищ, поселившихся в её сознании, и тех, что находились с ней рядом в реальности.

Молодой человек притворил за собой дверь и сказал вместо приветствия:

— Я помогу тебе одеться.

Мишель приподнялась на постели, не выказав ни удивления, ни возмущения тем, что Донеган посмел явиться к ней на ночь глядя. Застал её в ночной рубашке и теперь самым бессовестным образом её разглядывает. Впрочем, он уже однажды видел её полураздетой, а до того и вовсе поймал в ванной под ненадёжным покровом из мыльной пены. Мишель флегматично рассудила, что среднего Донегана ей уже нечего стесняться и просто спросила:

— Зачем? — Откинувшись на подушки, она вяло наблюдала за тем, как Кейран, распахнув платяной шкаф, сдёргивает с вешалки первое попавшееся платье и выуживает сложенную вчетверо шёлковую шаль. — Кейран, послушай… Я сейчас не в том состоянии, чтобы отправляться с тобой на прогулку. К тому же Аэлин…

Мишель и сама не знала, зачем упомянула мисс Кунис. Стоило хотя бы одной мысли о ней просочиться в разум, и Мишель начинало грызть раскаянье. У неё ведь было столько поклонников… Но ей их оказалось мало, и она лишила Аэлин внимания жениха.

И вот теперь этот самый чужой жених, от которого Мишель, сколько ни пыталась, не могла отвести взгляда, приглушённо ругаясь, всё пытается отыскать митенки и шляпку.

— Куда вы их только деваете?!

Наконец, обнаружив всё, что ему было нужно, Кейран сбросил вещи на кровать и протянул Мишель руку, чтобы помочь подняться.

— Остальное потом соберут.

— Но что ты задумал?

Спорить у Мишель не было ни сил, ни желания. Она послушно облачилась в нижнее бельё, прежде велев Донегану отвернуться, а потом позволила ему затянуть корсет и надеть на неё лёгкое муслиновое платье.

— Так и будешь молчать? — обернувшись и встретившись с Кейраном взглядом, почувствовала, что начинает падать. В серую бездну глаз, медленно в ней растворяясь.

И ей уже не хочется вспоминать об Аэлин. Не хочется о чём-то спрашивать. Только смотреть в эти глаза цвета предрассветных сумерек, просто стоять вот так, замерев, в его присутствии.

— Поговорим по дороге. — Кейран набросил девушке на плечи шаль и быстро завязал ленты капора. — А сейчас надо уходить.

«Наверняка криво завязал», — подумалось Мишель, но она не стала задерживаться на этой мысли. Как и на кружевных митенках, которые Донеган попросту запихнул себе в карман, не желая больше тратить время на сборы.

— Уходить куда?

— Из этого дома.

— Но…

Пленница осеклась, когда её подхватили на руки и сказали, одной коротенькой фразой разом прогнав и слабость, и апатию:

— Я похищаю тебя, Мишель.

Сердце в груди забилось быстрее.

— Если это одна из ваших шуточек, мистер Донеган, то не самая удачная, — обхватив шею молодого человека руками, заметила пленница.

Старые половицы тоскливо скрипели под его тяжёлой поступью, и пусть каждый шаг приглушала ковровая дорожка, узор которой стёрло полуночной тьмой, Мишель они казались оглушительно громкими.

— Я вполне серьёзен и настроен более чем решительно, — без тени улыбки, которой обычно сопровождалась каждая его острота, заверил пленницу Кейран.

Мишель даже не стала спрашивать, куда он собрался её увезти, потому как была уверена: не успеют они добраться до лестницы, как откуда ни возьмись выскочит вездесущий Бартел. Или мистер Сагерт степенно выплывет из своего кабинета и, пока они будут спускаться, будет прожигать их взглядом. А может, дорогу им преградит преисполненная негодования мисс Чопорная Ледышка — Катрина. Или её кузина своими криками всех переполошит.

Мишель уже со счёту сбилась, сколько раз пыталась она выбраться из ненавистного дома. Долгое время не теряла надежды. Сначала та горела ярко, потом просто тлела, а с возвращением в поместье мистера Сагерта рассыпалась пеплом. Мишель устала надеяться, устала ждать чуда и почти смирилась с мыслью, что покинет Блэкстоун только тогда, когда это будет угодно Королю хлопка.

Она была благодарна Кейрану за это неожиданное проявление благородства, за искренний смелый порыв, но нисколько не сомневалась, что их путешествие закончится, даже не успев начаться. В доме или в лучшем случае у ворот, где ей представится возможность несколько коротких мгновений полюбоваться фрагментами свободы — проглядывавшей сквозь кованый узор ворот широкой дорогой.

Вот только какой в этом смысл? Лишь душу себе лишний раз разбередит.

— Кейран, это глупая затея, — напряжённо оглядываясь по сторонам, шепнула своему похитителю девушка.