Дана Мари Белл - Косвенные линии

— Держу пари, это затрудняло борьбу. — Ее взгляд ушел далеко. Он готов был поспорить, что она представляла экскременты лошади в его джинсах.

— Воняло ужасно.

Она играла с его пальцами. — Мне удалось затащить Хлою в машину. Пыталась найти ключи, но должно быть, они все еще были у Аполлонии. — Она поморщилась. — Я ничего не соображала, иначе я бы просто нырнула вниз, заперла бы двери и позвонила бы в 911.

— Ты доверилась Аполлонии, чтобы защитить вас. — В Барни что-то шевельнулось, чтобы поблагодарить Тигра, блин. Он все еще хотел злиться на нее, но она не та, с кем он должен был бороться. Он должен узнать, кто назначил награду за голову Хлои, после того, как он удостоверится, что его маленький Хоббит будет в целости и сохранности.

— Да. Или если не я то хотя бы Хлоя. — Она посмотрела в его глаза, ее собственная боль отражалось там. — В меня стреляли пока я искала ключи, чтобы довезти Хлою до больнице. — Она задрожала. — Я не была так напугана, с тех пор как мне было десять.

Аромат ее страха заполнил комнату. Его Медведь встал на дыбы, готовый потрошить угрозу.

— Шшш. — Изящные руки обвились вокруг его руки. — Пожалуйста, Барни. Ради меня?

Он моргнул, его Медведь отступил немедленно. — Я защищу тебя.

Она улыбнулась и прижалась к нему, несмотря на провода и медицинскую ленту. — Я знаю.

И это было всем для Джеймса «Барни» Барнвелла. Он не мог вспомнить последний раз, когда кто-то так доверчиво прижимался к нему. Когда в последний раз кто-то был искренне рад его видеть? Его родители, которые умерли три года назад? Никто не был рад его видеть. Он был их болью, дрессировщик ослов, тот, которого они вызывали только, когда были в беде. Он не был приглашен на семейные шашлыки, ему было только предложено присоединиться к испорченным охотникам.

Барни погладил ее волосы, слушая ее сдержанный маленький вздох, и упал в яму, которую он никогда не намеревался даже увидеть в своей жизни.

Блин. Это было достаточно плохо, что у него была пара, но влюбиться в нее? Сосать большие волосатые ослиные яйца. — Я буду здесь каждый день, так что не иди танцевать без меня.

— А ты можешь? — Она отбросила голову назад, темные круги под глазами стали более заметны теперь, когда она была так близко. — Я имею в виду, ты ведь должен работать.

— Ничто не может удержать меня вдали от тебя. — Он поцеловал ее, осторожно, чтобы сохранить поцелуй мягким и сладким. Ей было больно, и он не собирался добавлять ей боли. — Теперь. Как насчет возбуждающей игры в крестики-нолики?

Она покачала головой, ее улыбка была усталой. — Я думаю, мне бы еще поспать. — Она откинулась назад с малюсеньким зевком.

Это не то, как он себе представлял, увидеть ее волосы развевающимися на подушке впервые, но он не собирался жаловаться. Она была жива, и это было все, что имело значение. — Спи. Я буду здесь, когда ты проснешься.

Ее налитые кровью глаза закрылись со вздохом, но одна из ее маленьких рук осталась в его руке, у нее была сильная стальная хватка. Она могла бы обернуть ее вокруг его сердца, потому что теперь оно билось только для нее.

Хизер щелкала каналами на Телевизоре больницы, от скуки сходя с ума. Она пролежала в больнице два дня, сегодня и каждый последующий день заставлял ее сходить с ума в худшем смысле этого слова. Но пока врач не одобрит, никто бы не позволил ей выписаться. Даже Джулиан был на стороне врачей, отказываясь забрать ее домой сколько бы она не умоляла. Син не позволяла ему находится в больнице больше, чем необходимо. Как только они убедились, что жизни ни Хлои, ни Хизер не находится в опасности, он подождал достаточно, чтобы иметь дело с Медведем Барни перед тем, как отправиться домой и немного отдохнуть.

Она понимала, поскольку у нее была семья, в которой были медведи. Для нормального Медведя, находиться в больнице было подобно … зуду. Они хотели помочь, исцелить, хотя они могли только залечивать мелкие раны. Но для Джулиана, этот зуд был невыносимым. Если ему предоставить свободу, он будет ходить из комнаты в комнату, истощав себя до смерти, заботясь о больных. Он едва не убил себя больше, чем один раз, исцеляя тех о ком он заботился. Син была единственной, кто мог остановить его, и она делала это, требовала, чтобы он сохранял свои силы для тех, кто действительно в них нуждается.

Но это не делало ситуацию Хизер намного лучше. Рана болела и чесалась одновременно, и ее скука достигла новых высот. Ее родители, тети и дяди, посещали ее все время, но они суетились около нее, пока она не была готова рвать на себе волосы от досады. Кит и Тиффани были сносными, но не долго, достаточно, чтобы противодействовать их родителям. Эти визиты, как правило, сопровождались некоторыми незначительными исцелениями от медведей родственников, но чтобы снова ей быть полностью функциональной нужно время.

Ко всем неприятностям, стреляли в ее рабочую руку, так что она даже не могла рисовать. Желание поставить карандаш на бумагу был хуже зуда от раны.

— Тук-тук.

Она облегченно вздохнула. — Барни. — Наконец, кто-то, кто не будет трястись над ней и заставлять ее чувствовать себя хуже. Она улыбнулась, стремясь увидеть то, что ее пара приготовил ей сегодня. Накануне он принес Ятзи и играл с нею, пока приемные часы не были закончены, небрежно болтая с ее семьей, пока они входили и выходили из ее комнаты. Когда он был там, они почти не ссорились.

Если бы она могла, она бы пристегнула его к кровати и не выпускала бы его до тех пор, пока они не выпустят ее.

Он поднял колоду карт и деревянную доску. — Думаю, что ты сможешь играть в Криббедж?

Она нахмурилась, заинтригованная. — Что это?

— Это легко, но потребует некоторая стратегия, чтобы выиграть. Интересно?

Она пожала плечами, поморщившись немного при напряжении в ее швах. — Конечно, почему нет?

— Хорошо. — Он поставил столик больницы на ее колени, а потом сел на кровать, лицом к ней. Он открыл первыми карты, перетасовывая их. — Я раздаю по шесть карт. Ты берешь две, я выбираю две. Они формируют кроватку, и дают дилеру дополнительные очки.

— Ну, это не справедливо. — Она надулась на него и пошевелила в воздухе пальцами правой руки. — Я не уверена, что смогу справиться. — Она была в петле держащей ее предплечье.

— Я буду тасовать и раздавать. — Он раздал по шесть карт. — Это называется правлением Крибиджа. — Он поместил четыре фишки на доску, две серебренных, две золотых. Фишки были размещены друг за другом. — Ты золото.

— Ладно. — Ее не волновало, какого цвета она была. Она может быть зеленовато-желтой, если он избавит ее от скуки.

— Значит, вот как ты играешь…

Хизер нахмурилась в концентрации, поскольку он объяснял правила. Все дело было в подсчете очков и движения фишек по деревянной доски, с дополнительными очками, начисляющимися за разные вещи, как пробег чисел или создание пятнадцати. — Ты поправишь меня, если я ошибусь?