Kapkan - Запах Вереска [СИ]

Языки сплетаются, ласкают друг друга, пальцы больше не ранят, они не обжигают металлом. Зарываются в волосы, гладят плечи, стискивают до боли. Воздуха нет, но это неважно. Ничего больше не важно, когда губы так нежно проходят по губам и зубы впиваются, даря острые укусы. Так нежно и страстно, так жарко и как давно мечталось. От тоски дрожат ресницы и в горле ком. А в глазах бесконечные рассветы, бесконечные ночи, что не нужно будет больше проводить вдали. Больше никогда.

— Почему ты здесь?… Почему? — зацеловывая все лицо и прижимаясь еще больше, чтобы вплавиться под кожу.

— Один белобрысый говнюк обещал, что больше не будет просто сном, когда я проснусь, — проворчал альфа, совершенно не скрывая наслаждения.

— Ты отпустил их, — погладив покрытые щетиной щеки, прошептал Алан.

— Я хочу домой, — глядя в серебристо-голубые теплые глаза, хрипло произнес Кайрен, — с тобой. Хочу взять тебя на нашей постели. Хочу, чтобы ты пропах только мной. С ног до головы.

— Все, что хочешь, — дрожа, зашептал Алан и снова прижался к обветренным губам, — все, что хочешь…

Они тонут друг в друге, прижимаются ближе, бессвязно шепчут и целуются лихорадочно, как ополоумевшие. И на тлеющих стенах вокруг зацветает мох, ползут первые ростки плюща, а город затихает. Горящий и задыхающийся от дыма и крови. Пепельные крылья обнимают ласково и рывком поднимают ввысь. За облака, подальше от застывшей в кровавом ужасе Вены…

Он любит эти теплые рассветы, когда они золотом играют на обнаженных плечах. Он любит чуть холодные ветра за то, что те путаются в серебристо-белых волосах. И солнце, что сияет в серо-голубых глазах. Он смотрит в них и уже знает, что будет до самой своей смерти любить их сияющую глубину. Спокойную, нежную и теплую, словно летние озерные воды. А на алых искусанных губах застывает та самая ленивая улыбка, что он помнит с самой первой встречи.

Он смотрит, запоминая каждую черточку, каждую линию. Словно слепец, ведя самыми кончиками пальцев. Спускаясь к подбородку и очерчивая ключицы. Лаская мерно вздымающуюся грудь одним лишь взглядом, и вдыхая запах полевых цветов. Жадно глотая его и запоминая вкус вересковых цветов на языке. Слыша биение сердца, и оглохнув для всего остального мира.

И нет больше ни одной преграды, ни одной стены, что может их разделить. Только несколько сантиметров в одной постели, которые он может преодолеть, стоит только протянуть руку. И в объятиях снова жар обнаженной кожи. На губах тают первые, пока еще невинные поцелуи, и пальцы крепко-накрепко переплетаются. Шепот льется в уши блаженным звуком, превращаясь в весенний жар в крови. А серо-голубые глаза смотрят в ответ, и в них загорается сумасшедший огонь. Не имеет больше значения, что ночь была полна любви. Что ворвались они в замок через чердак восточной башни. Чудом не разнеся его к чертовой бабушке. Не видя ничего и не обращая внимания на вопли Эрики о попытке захвата замка.

Судорожно срывая друг с друга одежду и буквально разрывая ее в попытках, наконец, добраться до желанного тела. Только бы почувствовать и поверить, что уже все. Что кончено и они дома… вместе. Они и не соображали ничего в эту минуту. Цепляясь друг за друга и целуясь взахлеб.

Очерчивая пальцами узоры старых шрамов, зарываясь в полуседые растрепанные волосы. Прижимая ближе, бесстыдно выгибаясь в крепких руках. Вскрикивая каждый раз, когда кожу царапают острые когти. Подставляясь под укусы звериных клыков, сумасшедше смеясь, ловя такой же шальной взгляд. Пальцы дрожат так сильно, что с трудом можно развязать шнуровку штанов. Сапоги летят в сторону, и слышится треск разрываемой рубашки. А под лучами солнца на ворохе разорванных одежд извивается крепкое золотистое тело. Закидывая серебристо-белую голову и со стоном сквозь зубы, раздвигая стройные ноги.

Кайрен знает, как сладко лежать между ними и как умопомрачительно, когда они сжимают бока. Он помнит каждую родинку, чертя новые линии от одной к другой. Языком, прослеживая весь путь, и рыча, слыша всхлип, когда губы смыкаются на набухших сосках.

— Ри… — шепот сотнями языков пламени проникает под кожу и горит в венах.

А мутные грозовые глаза распахиваются так беззащитно, и крик пробирает до самого нутра. Только, у альфы нет сил остановиться. Он жадно вылизывает своего Небесного с ног до головы. Проходясь по внутренним сторонам колен и поднимаясь все выше. До крови кусая бедро и пробираясь к сочившемуся члену. Влажно проведя от мошонки до самой головки. Жадно насаживаясь ртом и урча от бешеного восторга, чувствуя пряный вкус на языке и пальцы, дергающие волосы.

Алан изгибается под ним и почти встает на лопатки, когда пальцы грубо проникают в анус. Влажные, скользкие от собственного семени. Они проходятся по простате и заставляют его орать, не в силах сдержаться. Он кусает губы, царапает железными когтями пол и захлебывается воздухом. Ноги дрожат, а оборотень, еще шире раздвинув его колени, спускает голову ниже. От нового прикосновения кожу словно бьет ток. Медленные, сильные движение языка с пальцами заставляют его потерять всякую связь с реальностью.

Чернота топит в себе серебреную радужку, и широко распахнутые глаза смотрят невидяще. Локти дрожат так сильно, что практически не держат. Теперь он пытается вдохнуть хоть каплю воздуха, откинув голову. Но ему этого не дают. Снова и снова массируя все внутри. Заставляя выстанывать одно лишь имя и искать опору. Только вместо нее руки находят крепкие плечи. С тугими узлами мышц, что изгибаются под блестящей от пота кожей. Он не успевает вздохнуть, как пальцы и восхитительный шелковистый язык исчезают. А уже в следующую минуту его грубо тянут за волосы и впиваются в рот жадными губами. Ласкают, кусают до крови и вылизывают. Он льнет всем телом, обнимает плечи и, царапая спину, жадно раскрывается навстречу. Трется собственным языком и вылизывает чужой рот.

Его тискают не жалея, царапают и кусают плечи, шершавые ладони сжимают ягодицы и, подхватив, сажают на крепкие бедра, вырывая из груди новый стон. Они движутся грубо, резко, трутся друг о друга и не отрывают глаз. Жадно следя за каждым движением с шальным наслаждением.

Кайрен больше не может мыслить здраво. У него никогда этого не получается, когда поблизости Алан. Он даже связно разговаривать сейчас не может. Только рычать и, скалясь, кусать наливающиеся кровавыми засосами плечи. Вжимать в себя это совершенное тело, купая в собственном запахе, и гладить ложбинку между сжимающихся ягодиц. Он жадно смотрит на изломанную линию бровей, на распахнутые в новом стоне алые влажные губы и на совершенно дикие глаза. Алан податливо гнется в его руках и, царапая своими острыми когтями соски, заставляет жадно хватать ртом воздух. Потому что этого так много сейчас.