Сара Маас - Королевство пепла

Но Несрин Фалюк нашла его. Или они нашли друг друга. А потом они поняли это, немногий шанс в этом широком мире.

Его состояние как торговца будет ее наследством, если она захочет.

— Как пожелаешь, — сказал Фалкан. — Если ты никогда больше ни за что не захочешь…

Лисандра заплакала, и на ее лице была чистая радость, когда она подошла к Фалкану и крепко обняла его.

Эдион смотрел и молчал. И все же он был счастлив за нее — он всегда будет рад за нее, за любой луч света, который она найдет.

Однако Лисандра отошла от Фалкана. Все еще улыбаясь ярко, прекраснее, чем ночное небо над головой. Она переплела свои пальцы с Эдионом и крепко сжала, когда наконец ответила дяде:

— У меня уже есть все, что мне нужно.

…

Несколько часов спустя, все еще сидя на балконе, где Эраван был превращен в пустоту, Дорин не совсем верил в это.

Он продолжал смотреть на это место, темное пятно на камнях, Дамарис, выступающий из него. Единственный оставшийся след.

Имя его отца. Его собственное имя. Вес его обрушился на него, не совсем неприятная вещь.

Дорин сжал окровавленные пальцы. Его магия была слабой, запах крови задерживался на его языке. Приближающееся выгорание. У него никогда не было такого раньше. Он полагал, что ему лучше привыкнуть к этому.

Трясущимися руками Дорин выдернул Дамарис из камней. Клинок почернел, как оникс. Проведя пальцами более плотно, выяснилось, что это пятно, которое невозможно очистить.

Ему нужно было сойти с этой башни. Найти Шаола. Найти остальных. Начать помогать раненым. И солдатам без сознания на равнине. Те, кто не был одержим, уже сбежали, преследуемые появившимися странными Фэ, гигантскими волками и их наездниками на них.

Он должен идти. Должен покинуть это место.

И все же он смотрел на темное пятно. Все, что осталось.

Десять лет страданий, мучений и страха, и пятно было всем, что осталось.

Он повернул меч в руке, его вес тяжелее, чем был. Меч истины.

Какой была правда в конце? Что было правдой сейчас?

Эраван сделал это, зарезал и поработил так много, что он мог снова увидеть своих братьев. Он хотел покорить их мир, наказать, но он хотел воссоединиться с ними. Тысячелетия, и Эраван не забыл своих братьев. Тосковал по ним.

Он сделал бы то же самое для Шаола? Для Холлина? Разве он уничтожил бы мир, чтобы найти их снова?

Черный клинок Дамариса не отражал свет. И ничего.

Дорин крепко сжал золотую рукоять и сказал:

— Я человек.

Меч согрелся в его руке.

Он посмотрел на клинок. Клинок Гэвина. Реликвия со времен, когда Адарлан был страной мира и изобилия.

И так будет вновь.

— Я человек, — повторил он звездам, которые теперь виднелись над городом.

Меч больше не отвечал. Как будто зная, что он больше не нуждался в этом.

Крылья зашумели, а затем Аброхас приземлился на балконе. Беловолосая всадница на нем.

Дорин стоял, моргая, когда Манона Черноклювая спешилась. Она осмотрела его, затем темное пятно на камнях балкона.

Ее золотые глаза поднялись к нему. Усталые, тяжелые, но светящиеся.

— Привет, королёнок, — выдохнула она.

Улыбка расцвела на его губах.

— Привет, ведьмочка. — он осмотрел небеса за ее спиной ища Тринадцать, ища Астерину Черноклювую, несомненно, ревящую о ее победе звездам.

Манона тихо сказала:

— Ты их не найдешь. Ни в этом небе и ни в любом другом.

Его сердце напряглось, когда он понял. Когда потеря этих двенадцати жестоких, блестящих жизней вырвала еще одну дыру в нем. Тех, кого он не забудет, тех, которого он почтит. Молча он пересек балкон.

Манона не отступила, когда он обнял ее.

— Прости, — сказал он ей в волосы.

Медленно, осторожно, ее руки скользнули по его спине. Затем замерли, обнимая его.

— Я скучаю по ним, — прошептала она, дрожа.

Дорин только крепче сжал ее и позволил Маноне опираться на него столько, сколько ей было нужно. Аброхас смотрел в сторону взорванного кусочка земли на равнине, на друзей, которые никогда не вернутся, пока город внизу праздновал.

…

Аэлина шла с Рованом вверх по крутым улицам Оринфа.

Ее люди заполнили эти улицы со свечами в руках. Река света, огня, которая указывала путь домой.

Прямо к воротам замка.

Там, где стоял лорд Дэрроу, Эванджелина была рядом с ним. Девочка сияла от радости.

Лицо Дэрроу было очень холодным. Тяжелым, как Оленорожьи горы за городом, когда он остался, преграждая путь.

Рован тихо зарычал, эхом раздался рык Фенриса, в шаге за ними.

И все же Аэлина отпустила руку своего мэйта, их огненные короны погасли, когда она прошла последние несколько футов к воротам замка. К Дэрроу.

Тишина опустилась на освещенную золотую улицу.

Он будет отрицать ее право на трон. Здесь, перед всем миром, он выгонит ее. Последний, позорный удар.

Но Эванджелина потянула Дэрроу за рукав — словно в напоминании.

Казалось, это подтолкнуло старика к речи.

— Моей молодой подопечной и мне сказали, что когда ты встретилась с Эраваном и Маэвой, твоя магия сильно истощилась.

— Это так. И так останется навсегда.

Дэрроу покачал головой.

— Почему?

Не о том, что ее магия стала ничем. А почему она пошла им навстречу, с чуть более чем углями в ее жилах.

— Террасен — мой дом, — сказала Аэлина. Это был единственный ответ в ее сердце.

Дэрроу слегка улыбнулся.

— Так оно и есть. — он склонил голову, а затем поклонился всем телом. — Добро пожаловать, — сказал он, потом добавил, — Ваше Величество.

Глава 117, часть 2

Но Аэлина посмотрела на Эванджелину, девочку, все еще сияющую.

Верни мне мое королевство, Эванджелина.

Ее приказ девочке, эти месяцы назад.

И она не знала, как Эванджелина сделала это. Как она изменила этого старого лорда. И все же стоял Дэрроу, указывающий на ворота, на замок позади него.

Эванджелина подмигнула Аэлине, словно в подтверждение.

Аэлина только рассмеялась, взяв девушку за руку, и повела это обещание светлого будущего Террасена в замок.

Каждый древний, покрытый шрамами зал возвращал ее душу. Она затаила дыхание и позволила слезам покатиться по щекам. В память, какими они были. Из-за того, какими они теперь являлись, грустными и изношенными. И чем они станут.

Дэрроу повел их в столовую, чтобы найти любую еду и напитки, которые могли бы быть доступны в глубокой ночи после такой битвы.

И все же Аэлина взглянула на того, кто ждал в выцветшем великолепии Большого Зала, и забыла о своем голоде и жажде.

Весь зал замолчал, когда она метнулась к Эдиону, и бросилась на него так сильно, что все отступили на шаг.

Наконец-то дома; дома вместе.

У нее было смутное ощущение, что Лисандра присоединилась к Ровану и другим позади нее, но не обернулась. Не тогда, когда ее собственный радостный смех умер, увидев изможденное, измученное лицо Эдиона. Печаль в нем.