Светлана Казакова - Лилия для герцога [СИ]

— Моей жене, — выдохнул он. — Я должен… отыскать её… Ей может грозить беда, а, если что-то случится с ней, то и я не смогу жить.

— Человеческая жизнь и без того коротка, — усмехнулась она. — А ты уже готов с нею расстаться. Ведь твой отец смог жить дальше после смерти твоей матери, а затем и той другой. Да, он не сумел простить себя, но дышал до тех пор, пока смерть не пришла за ним. Если ты всё равно не так уж сильно дорожишь своей жизнью, отчего нельзя отдать её мне, почему именно твоей жене?

— Потому что я люблю её, — отозвался герцог, почти не удивившись тому, что гиана знала не только о грядущем, но и о минувшем. — Потому что она верит мне. А я верю ей и знаю, что Лили не сбежала бы просто так, да и записка, что она уезжает ради тех, кто ей дорог, подтверждает мои опасения.

— Тогда… — задумчиво протянула его чудесная собеседница. — Ответь мне ещё на один вопрос. Как ты поступишь, если узнаешь о ней такое, о чём даже не догадывался? Не отвернёшься ли от неё? Не пожалеешь, что рисковал жизнью ради того, чтобы поскорее её найти?

— Я приму её со всеми её тайнами, — произнёс он твёрдо, перед внутренним взором представляя лицо Лилиан, которая смотрела на него с надеждой и сочувствием во взгляде. — Потому что знаю — она не могла совершить ничего плохого. Потому что сердце у неё чистое, как исток горной реки, и ничто не заставит меня в ней усомниться.

— Что ж, любопытно было бы увидеть твоё лицо, когда правда откроется, — проговорила гиана и, скользнув ему за спину, провела кончиками тонких пальцев по связывающей его руки верёвке. Легко коснулась ладони — будто бабочка задела крылом. Крепкие верёвочные нити затлели и обратились в прах, но на коже пленника не осталось никаких ожогов. — Дальше сам. Но помни о своих словах, будто сможешь принять её и простить. Помни, что люди далеко не всегда поступают правильно… даже если проживают уже не первую жизнь. Ибо забвение милостиво.

Она исчезла так же внезапно, как и появилась. Он даже не успел поблагодарить её. Не успел, но верил, что гиана знала, как он ей признателен, раз уж ей известно всё и обо всех.

Торопясь, пока не вернулись фанатики, Себастьян потёр запястья, разминая руки, и принялся развязывать верёвку на ногах. Та поддалась не сразу, но, ослабив её, он сумел вытащить нож и перерезать путы. Покачнувшись, неуклюже поднялся и услышал возмущённый крик за спиной.

Кричала женщина, которая явилась к пленнику одна, без Уго Карлуччи. Но тот, несомненно, был где-то рядом. Как и остальные культисты.

Поклявшись себе, что не оставит на здешних землях и тени этой отравляющей её заразы, герцог де Россо вытащил из кармана колдовской артефакт. Сжал в ладони. С губ сорвались слова заклинания, которым его и поверенного обучил хальфданец.

Себастьян не впервые видел, как работает эта вещица, однако каждый раз дивился эффекту, который она производила. Вот и теперь женщина удирала так быстро, что только пятки сверкали, да юбка колыхалась вокруг коротких ног. Радиус действия артефакта отличался обширностью, так что не только она, но и остальные сейчас наверняка почувствовали неконтролируемое желание оказаться как можно дальше от человека, который держал в руке небольшой глиняный предмет.

Своего коня герцог нашёл привязанным к дереву неподалёку. На животных артефакт никак не влиял, так что тот беззаботно пощипывал пожухлую траву, а, заслышав шаги, громким ржанием поприветствовал хозяина. Отвязав жеребца и потрепав его по холёной гриве, Себастьян вскочил в седло и продолжил путь к замку де Россо.

На сей раз без приключений.

Как и следовало ожидать, все обитатели замка несказанно удивились внезапному появлению герцога, а особенно тому, что он приехал один, без жены и хальфданца. Не отвечая на посыпавшиеся со всех сторон расспросы окруживших его людей, Себастьян кратко поприветствовал бабушку и, распорядившись, чтобы его не беспокоили, поспешил в комнату, которую, находясь в замке де Россо, занимал поверенный. Дёрнул за ручку потайного ящичка секретера и на миг замер, не решаясь прикоснуться к пожелтевшему от времени конверту.

Что он узнает из второго отцовского письма? Правду о том, почему он выбрал в жёны для единственного сына именно эту девушку? Ведь в первом письме не имелось никаких разъяснений, лишь строгие и сухие инструкции о том, как именно поступить следующему герцогу де Россо, чтобы стать полноправным наследником.

Вспомнились вдруг слова гианы. Она видела не только будущее, но и прошлое, на которое и намекала в беседе с пленённым культистами Себастьяном. И говорила о какой-то тайне, которую ему вскоре предстоит узнать.

О тайне, непосредственно касающейся его молодой жены…

Сделав глубокий вдох, он решительно сломал сургучную печать. Глаза забегали по неровным строчкам. Похоже, Гаттини запомнил всё верно, и отец действительно сильно волновался, когда писал.

А ещё второе послание разительно отличалось от первого. Здесь Арманд де Россо не просто излагал свою волю, которую велел исполнить, а обращался к сыну как к равному. Как к тому, от кого надеялся однажды получить понимание и прощение.

«Мне нелегко придумать, с чего начать. Наверное, с того дня, когда я, вдовец с маленьким сыном и грузом ответственности, возлагаемым титулом и долгом, встретил северянку по имени Сигрун. Мне неизвестно, довелось ли тебе к моменту, когда ты прочтёшь это письмо, повстречаться с теми, чья родина Хальфдан, однако, поверь, они совсем не такие, как мы. Колдовство совершенно не пугает их, потому что они не считают, будто способности к нему могут дать лишь демоны. А их девушки независимы и свободолюбивы, точно вольные птицы.

Сигрун приехала в нашу страну с отцом. Он сильно болел, и ему порекомендовали перебраться из холодного климата в тёплый, на побережье, чтобы дышать морским воздухом. В Хальфдане море холодное и суровое, не то, что у нас. Вот они и отправились в Альмарис, где купили уютный домик. А спустя некоторое время после их переезда я прибыл туда погостить у старого друга и, гуляя вдоль берега, увидел девушку.

И с тех пор не мог думать ни о ком, кроме неё.

Не сразу, но она ответила мне взаимностью. Даже отец её принял меня и согласился отдать мне её руку. Наши отношения не перешагивали границы приличий, ведь я действительно собирался жениться на ней. Этот брак посчитали бы мезальянсом, что меня ничуть не заботило. В Альмарисе мы провели самые счастливые дни — светлые, беззаботные.

А затем опустилась тьма. Сначала отцу Сигрун стало хуже. Лекари разводили руками и говорили, что климат климатом, а насовсем тяжкая хворь не ушла, лишь затаилась на время. Он кашлял кровью и почти ничего не ел. Я предлагал невесте нанять для него сиделку, но она отказалась и проводила рядом с ним всё время, уговаривая немного поесть или хотя бы на четверть часа подняться с постели, чтобы выйти в сад.