Эми Кауфман - Расколотый мир

Я позволяю ему помочь мне встать на ноги, сдерживая стон, пытающийся вырваться наружу. Только после того, как он начинает тащить меня к двери, меня осеняет.

Он забирает меня, чтобы убить.

Мышцы напрягаются. Было бы умнее подождать, пусть думает, что я иду охотно, использовать элемент неожиданности. Но я все еще наполовину сонная, и мое тело — сплошной инстинкт. Я, закручивая, откидываю руку назад, готовая прижать его к спине.

— Ты перестанешь это делать? — Он изворачивается, едва отпрыгнув назад. У него с собой фонарь, но в основном он защищен. Только лучики света разбегаются, чтобы разбить сине-зеленое свечение дикого огня. — Я вытаскиваю тебя отсюда, тупая trodaire.

Мозг как будто бежит по беговой дорожке, смазанной смолой.

— Отсюда, — тупо повторяю я. — Твои люди передумали?

— Не совсем. — К его чести, он не пытается снова манипулировать мной, придерживаясь осторожного расстояния.

Я, запутавшись, смотрю на него. Я видела его убежище — не так много изнутри камеры, но я увижу гораздо больше этого, когда он поведет меня к безопасному месту.

Рот открывается, и я понимаю, что спрашиваю:

— Что другие мятежники сделают с тобой, когда узнают, что ты помог мне?

— Я надеюсь, что это будет выглядеть, как будто ты спаслась самостоятельно. Но я перейду этот мост, когда пройду по нему. Ты идешь?

Вспышка восхищения проходит через меня. Идти против собственного народа требует мужества. Конечно, если бы он был на нашей базе, его бы отправили под военный трибунал за неподчинение.

— Ты сумасшедший, — подчеркиваю я, стараясь не дрожать на молниеносном холоде.

— Тогда я в хорошей компании. — Он стягивает куртку и протягивает мне. — Пойдем?

На этот раз я не сомневаюсь. Я разворачиваюсь и позволяю ему надеть куртку на мои плечи, и вместе мы выскальзываем из камеры и выходим в коридор.

— Куда ты меня ведешь?

— О, я думал, возможно, ужин и милая прогулка на лодке, чтобы увидеть огоньки. Куда-то где тихо и романтично, а потом, может быть, выпьем, прежде чем я отвезу тебя домой.

Это стоит ему, идти против своего народа, чтобы вытащить меня. Он скрывает это, и не очень хорошо с этим справляется. В моих мыслях мелькают тысячи остроумных ответов, но слова не приходят. Мы погружаемся в тишину, когда он ведет меня по коридорам.

Через некоторое время он замедляется, поднимая руку, чтобы предупредить меня, сделать то же самое. Потом он заходит за угол, словно владеет этим местом. Мы должно быть сейчас находимся в густонаселенной территории, где люди заметили бы, если бы он попытался скрыться. Через секунду он жестикулирует мне следовать за ним. Все чисто. Спустя несколько секунд шаги эхом следуют за нами, и рука Кормака хватает меня, затягивая в нишу.

Этот закуток едва больше щели в скале, где достаточно места только для нас двоих, втиснутых и скрытых из виду в тени. Наши тела прижимаются друг к другу, мои ребра болят в знак протеста, рана в боку горит. Его голова немного поворачивается, небольшая щетина скребет по моей щеке, как песок. Я стараюсь сосредоточиться на чем-то, что знаю, на тренировках, которые легко мне дались. Так близко, что я могла бы легко одолеть его. Я могла бы использовать его в качестве заложника. Они не стали бы стрелять по своему. У меня нет оружия, но я могла бы сломать ему шею, если бы применила правильное воздействие. Его рука сжимает мое запястье. Я могла бы…

Шаги становятся все громче и громче. Я ловлю движение. Кто-то идет мимо нашего укрытия — не останавливается. Шаги продолжаются, и на этот раз потихоньку отдаляются.

Он первым выходит из ниши, а потом тянет меня за запястье, чтобы я последовала за ним.

— Здесь семьи, — бормочет он. — Это чья-то мама, которая просто прогуливается. Подумай об этом, прежде чем привести сюда кого-нибудь из своих людей, хорошо?

Я одергиваю руку, заставляя его скрипнуть зубами. В другой жизни, я думаю, я могла бы научиться наслаждаться, зля этого парня. Хотя, в этой жизни, у меня нет такой роскоши. Вместо этого я показываю ему вести меня дальше — я не собираюсь идти перед ним. Если бы он был умным, он бы не позволил мне идти за ним . Но либо он доверяет мне, либо он такой глупый. Наверное, все вместе. Конечно, он должен быть глупым, чтобы доверять мне.

Я стараюсь составить ментальную карту по мере того как мы идем, но с мельчившими, обманчивыми тенями света, разворотами и поворотами, невозможно держать след. Нет времени думать о том, что это будет означать для Ромео, если я передам все, что я смогу вспомнить своим людям.

Если? Если я передам все? Мне нужно выбраться отсюда. Немедленно.

Бесконечная серия коридоров и сырых лестниц, и после появляется изменение в воздухе — слегка устаревшая сырость становится свежее. Мы недалеко от выхода. Это место огромно, гораздо больше, чем мы предполагали. Я не понимаю, как мы могли пропустить это в наших зачистках. Конечно, их подземелье подразумевает, что инфракрасный луч не найдет их, но несомненно такой большой массив был бы осмотрен сразу же. Должно быть, они как-то маскируются.

Кормак всматривается в другой коридор, а затем ведет меня в огромную подземную гавань. На т-образном пересечении доков находится небольшой флот маленьких двухместных лодок, которые любят местные жители, и плеск воды, ударяющийся по листовому металлу, внезапно напоминает мне о том, насколько я обезвожена. В дальнем конце пещеры видится чернильная тьма облачного ночного неба Эйвона.

После повторной проверки, убедившись, что никто не сидит у нас на хвосте Кормак направляется к лодкам. Каждая из них пронумерована, в соответствии с номером вдоль дока. Легко сказать, какая пропала. Я бы никогда не нашла это место самостоятельно — даже если предположить, что я смогла бы как-то выбраться из камеры. Если бы он не пришел за мной…

Какая разница? Это его вина, что ты здесь. Иди. Просто ИДИ.

Я поймала себя на том, что уставилась на него.

— Ты действительно позволишь мне уйти? Это никакой ни трюк?

— Без фокусов, — отвечает он, его голос немного омрачается, когда он опускает свой взгляд на лодки. Его плечи сутулятся, как будто вес этого выбора является ощутимой силой, угрожающей раздавить его. — Я отвезу тебя обратно на базу.

— И что ты будешь делать, когда твои люди обнаружат, что мы исчезли? Они поймут, что ты помог мне.

— Я справлюсь. — Он низко наклоняется к швартовным линиям, прежде чем оглянуться, чтобы посмотреть на меня вдумчивым взглядом, почти обеспокоенным. — Какая тебе разница?

Он собирается быть убитым своими людьми, и хотя он и является причиной, по которой я нахожусь в этом бардаке, я не могу обесценить его риск всем, чтобы вытащить меня из этого. Я не позволю ему сделать что-то такое глупое. Я нахожу, что улыбаюсь, в глубине души, понимаю, что это не трудно, глядя на его лицо.