Эми Кауфман - Расколотый мир

Мы оба устремляемся за ним. Ее локоть попадает мне в солнечное сплетение, промазав всего на дюйм — из-за чего я хриплю, а не становлюсь полумертвым, пытаюсь отдышаться, и заставляю себя двигаться дальше. Она вскакивает раньше меня, и я хватаюсь ее за лодыжку, скребя по грязи, чтобы снова стащить ее назад, прежде чем она сможет схватить пистолет или позвать на помощь.

Она, может быть, и натренирована, но я борюсь за свою семью, за свой дом, за свою свободу. Она же сражается за чертову зарплату.

В течение долгого времени слышно лишь суровое стаккато нашего дыхания, когда мы боремся, чтобы опередить друг друга. Затем моя рука находит знакомую рукоять пистолета моего дедушки. Я ударяю локтем ей в лицо, но она легко уклоняется от него, и это отбрасывает ее достаточно, чтобы дать мне возможность перевернуться и в конечном итоге направить пистолет ей между глаз.

Она не двигается.

Я вижу только темный, яростный блеск ее глаз, когда они встречаются с моими. Я не могу говорить, слишком измотан, слишком шокирован. Медленно, она поднимает руки вверх. Капитуляция.

Мне ничего так не хочется, как рухнуть на землю. Но слышны крики солдат, ищущих злоумышленников, охотящихся за источником выстрела. У меня нет времени. Мне нужно отнести ее на свой куррах 1— если я оставлю ее здесь, ее слишком быстро найдут и у меня не будет достаточно времени, чтобы исчезнуть на болотах.

Подталкивая пистолетом, я молча приказываю ей встать на ноги. Сам я, шатаясь, хватаю ее за руку, чтобы выкрутить ее и завернуть за спину. Я утыкаюсь стволом пистолета ей в поясницу, и она это чувствует.

Пальцы мокрые и липкие от ее крови, но слишком темно, чтобы сказать, много ли ее. Я знаю, что попал в нее, я видел ее падение. Но она на ногах, так что рана не так уж сильно замедляет ее. Должно быть, я только оцарапал ее пулей.

Я пытаюсь успокоить дыхание, прислушиваясь к крикам солдат. Покинуть базу сейчас будет намного сложнее, не так, как я рассчитывал: иметь время, чтобы замаскироваться грязью из-под наших ног. Ее кожа коричневая и ее сложнее увидеть в плохом освещении, но моя кожа бледно-белая, указывающая о жизни на планете с постоянным облачным покровом. Я практически свечусь в темноте.

— Ну? — пытается отдышаться она. — Что дальше? Ты можешь хотя бы иметь приличие выстрелить мне в сердце, а не в голову. Я буду выглядеть красивее на своих похоронах.

— С тобой что-то очень не так, капитан, — говорю я ей, держа ее близко к себе. Ее черные волосы выбились из хвоста и щекочут мое лицо, попадая в глаза. — Ты не приглашала сюда ни для чего подобного.

— Как будто тебе нужно приглашение, — рычит она, и хотя она совершенно неподвижна, я практически чувствую, как она наливается гневом. Я не могу ее отпустить. Она никогда бы меня не отпустила. Она резко отклоняется назад, посылая боль, пронзающую мою ногу.

Я меняю хватку на пистолете, позволив ему давить на нее немного сильнее.

Было бы легко заставить говорить новобранцев, но их уровень допуска слишком низок, чтобы у них имелась какая-нибудь полезная информация. Но попытка приблизиться к капитану Чейз для получения информации — это совсем другое дело. О чем я думал? Шон смеялся бы, если бы увидел меня сейчас: самый большой пацифист фианны держит самого известного солдата Эйвона под дулом пистолета.

— Я везде узнаю твое красивое лицо, ты это знаешь. — В ее тоне, под гневом, слышится самодовольное удовлетворение. Как одержать победу в чем-то важном, даже если это означает, что она в конченом итоге будет мертва. — Ты должен избавиться от этой проблемы.

— Póg mo thóin, trodaire 2, - бормочу я, усиливая хватку. Поцелуй меня в задницу, вояка.

Капитан Чейз выдает тираду, что звучит как ответные оскорбления, хоть я и не понимаю языка. Она не похожа на ирландку и, наверное, понятия не имеет, что я сказал. Но она поняла мой тон, поэтому я с легкостью могу сказать, что проклятия в мою сторону разносятся, возможно… на китайском? Похоже, в ней присутствует какая-то часть этой крови, но с внеземными людьми это сложно сказать. Она делает яростный разворот, а затем задыхается, потому что движение отзывается болью в ее ране. Повезло, что мне удалось задеть ее, потому что иначе я бы не смог удержать ее. Она сильнее, чем выглядит.

Мысли несутся вскачь. Это еще не конец, и я все еще могу перевернуть все в свою пользу, если думать быстро. Новобранцы в баре, возможно, не в курсе скрытого объекта на востоке, но теперь у меня есть капитан, и это та, кто пробыла на Эйвоне дольше, чем любой другой солдат. Кто даст мне больше информации, чем не золотой ребенок военных?

Этот объект пугает меня слишком сильно, чтобы игнорировать его. Пока я не увидел его несколько часов назад, я никогда не узнал бы о нем. Я не знаю, как они скрыли строительство. Он появился из ниоткуда, в окружении заборов и прожекторов. Со стороны нет никакой возможности сказать, что там: оружие, новые технологии для поисковых беспилотников, способы уничтожить фианну, о которых мы еще не думали. Пока мы не узнаем, почему объект находится там, каждая минута представляет опасность.

Я пихаю ее и начинаю двигаться по периметру базы, держась в тени и вдали от камер наблюдения.

— Видела когда-нибудь красоту дальних болот?

— Полагаю, там они вообще не найдут мое тело. Умно.

— Психиатр вашего взвода знает о твоей одержимости собственной смертью?

— Просто стараюсь быть полезной, — бормочет она сквозь зубы. Мы недалеко от того места, где я пробрался через ограждение. Я уверен, что в более высокотехнологичном мире периметр засветился бы лазерами и шестью видами сигнализации, но здесь, за пределами цивилизации, солдаты застряли с проволочными заборами и пешими патрулями. Центральное командование тратит как можно меньше средств на их доставку, и это видно. Кроме того, последние несколько месяцев с момента прекращения огня сделали их ленивыми. Их патрули не такие, какими они должны быть.

Я слышу, как идут поиски на другой стороне базы, но здесь, задницей к городу, практически тишина. Они всегда считают, что мятежники придут с болота. Как будто мы недостаточно умны, чтобы обойти и появиться из города, где меньше защиты.

Я могу сказать, что она начинает думать о группах поиска примерно в то же время, как и я — она втягивает воздух, чтобы закричать, и я упираю ствол пистолета в ее кожу в знак предупреждения. Мы оба замираем в течение напряженного момента, пока она решает, вывести ли меня на чистую воду. Я молюсь, чтобы она этого не сделала. Она выпускает воздух из легких в ярости капитуляции.

Я пинаю по проволоке до тех пор, пока место, где я соединил отрезанные концы вместе, не расходится, а затем мы выходим за пределы ее территории в болото. Болото уходит перед нами во мрак, илистые поймы и голые скалы чередуются с тысячью извилистых рек и ручьев. Вода такая же грязная, как и земля, наполовину скрыта камышами и гниющими водорослями, так что никто, кроме местных жителей, не может сказать, где твердая почва, пока не опустит ноги. Плавающие сгустки растительности означают, что водные пути постоянно меняются — глубже, мельче, соединяясь по-разному каждую неделю, поскольку грязь и водоросли текут медленно.