Кэтрин Арден - Девушка в башне

Вася чуть не зарыдала от облегчения. Она осторожно кормила огонь, добавляла ветки почти бесполезными руками. Огонь стал увереннее, и через пару минут он разгорелся, и она топила снег в котелке. Она выпила и Соловей тоже. Глаза коня стали яснее.

И хотя Вася поддерживала огонь, высушила вещи, как могла, пила много горячей воды, она не могла согреться. Сон приходил медленно, она в тревоге вздрагивала от каждого звука, думая, что это погоня. Но она все — таки уснула, потому что проснулась на рассвете, все еще холодная. Соловей стоял рядом с ней и нюхал воздух утра.

«Кони, — сказал он. — Много коней едет к нам. На них тяжелые люди».

У Васи болели все суставы. Она кашлянула, с болью встала на ноги. Противный пот прилип к холодной коже.

— Это не могут быть они, — сказала она, стараясь быть смелой. — Как… как бы они…

Она замолчала. За деревьями слышались голоса. Ее страх был диким. Она уже была во всех одежде, какая была с собой. Она быстро устроила сумки и седло на Соловье, и они помчались.

Долгий день в пути. Вася пила немного растаявшего снега, грызла замерзший хлеб. Но глотать было больно, желудок сдавливал страх. Соловей загнал себя еще сильнее в тот день, если это было возможно. Вася ехала как в тумане. Если бы только снег скрывал их следы.

Они остановились в темноте. Той ночью Вася не спала. Она сидела у своего крохотного костра, дрожала и не могла перестать. Кашель сотрясал легкие. В голове звучали слова Морозко:

«Хочешь умереть в лесном овраге?».

Он не будет прав. Она не позволит. С этой мыслью она погрузилась в тревожный сон.

Ночью сомкнулись тучи, пошел долгожданный снег, тающий на ее горячей коже. Она была в безопасности. Они теперь ее не отследят.

На рассвете Вася проснулась с лихорадкой.

Соловей ткнулся в нее, фыркая. Когда она попыталась встать и оседлать его, земля накренилась под ней.

— Не могу, — сказала она коню. Голова казалась тяжелой, она смотрела на дрожащие руки, как на чужие. — Не могу.

Соловей сильнее ткнулся в ее грудь, и она отшатнулась. Прижав уши, конь сказал:

«Ты должна двигаться, Вася. Нельзя тут оставаться».

Вася смотрела, голова не соображала. Зимой неподвижность убивала. Она это знала. Она знала. Почему ей было все равно? А ей было все равно. Она хотела лечь и уснуть. Но она уже была достаточно глупой, она не хотела злить Соловья.

Она не могла застегнуть седло онемевшими руками, но с трудом подняла сумки. Она пролепетала:

— Я пойду. Я слишком замерзла. Я упаду с тебя в пути.

Тучи не покидали их в тот день, небо было темным. Вася шагала как во сне. Ей показалось, что она увидела мачеху, мертвеца среди кустов, и страх встряхнул ее. Еще шаг. Другой. А потом ее тело стало жарким, и ей хотелось снять одежду, но она вспомнила, что это убьет ее.

Ей будто слышался топот копыт, зов людей вдали. Они все еще преследовали? Ей было почти все равно. Шаг. Другой. Она точно могла прилечь… на минутку…

А потом она с ужасом поняла, что кто — то шел рядом с ней. И знакомый голос зазвучал рядом с ухом.

— Что ж, ты продержалась на две недели больше, чем я думал. Поздравляю.

Она повернула голову и увидела голубые бледные глаза. Ее голова чуть прояснилась, хотя губы и язык онемели.

— Ты был прав, — с горечью сказала она. — Я умираю. Ты пришел за мной?

Морозко издал недовольный звук и поднял ее. Его руки обжигали жаром, а не холодом, даже сквозь ее одежду.

— Нет, — Вася толкнула. — Нет. Уходи. Я не умираю.

— Но пытаешься, — парировал он, хотя его лицо, как ей казалось, просветлело.

Вася хотела ответить, но не могла, мир кружился перед глазами. Бледное небо над головой, нет, зеленые ветви. Они юркнули под большую ель — почти как дерево в ее первую ночь. Ветви ели были такими близкими, что до твердой земли под ней почти не долетал снег.

Морозко опустил ее, прислонился к стволу и принялся разжигать костер. Вася смотрела на него, как во сне, но холодно не было.

Он разжигал огонь не обычным образом. Он прижал ладонь к ветви ели. Она затрещала и упала. Он поднял кусочки уверенными пальцами, сложил из них кучу.

— Нельзя разводить костер под деревом, — сказала мудро Вася, едва шевеля онемевшими губами. — Снег сверху растает и потушит его.

Он мрачно посмотрел на нее, но промолчал.

Она не видела, что он делал, двигался ли вообще. Но вдруг огонь возник там, где его не было, треща и мерцая на голой земле.

Вася притихла, глядя на жаркий огонь. Тепло выманит ее из кокона ледяного безразличия, она это знала. Часть ее хотела остаться такой. Без борьбы. Без беспокойства. Без ощущения холода. Тьма подступала к глазам, и она думала, что уснет…

Но он подошел к ней, склонился и схватил за плечи. Его ладони были нежнее голоса.

— Вася, — сказал он. — Посмотри на меня.

Она посмотрела, но тьма тянула ее к себе.

Он помрачнел.

— Нет, — выдохнул он в ее ухо. — Не смей.

— Я думала, что путешествую одна, — пробормотала она. — Я думала… зачем ты здесь?

Он поднял ее, и ее голова прислонилась к его руке. Он не ответил, а принес ее ближе к костру. Его кобылица заглянула в укрытие под ветвями ели, Соловей был рядом с ней, тревожно дышал.

— Уйдите, — сказал он им.

Он снял кафтан Васи и опустился с ней у костра.

Она облизнула потрескавшиеся губы и ощутила кровь.

— Я умираю?

— Сама как думаешь? — холодная ладонь на ее шее, она с трудом дышала, но он лишь потянул за цепочку и вытащил сапфировый кулон.

— Конечно, нет, — раздраженно ответила она. — Мне просто холодно…

— Хорошо, не умираешь, — сказал он, словно это было очевидно. Ей снова показалось, что он чуть приободрился.

— Как… — но она сглотнула и притихла, ведь сапфир засиял. Голубой свет зловеще сверкал на его лице, и свет напомнил о жутком воспоминании: камень пылал, и смеющаяся тень приближалась. Вася шарахнулась от него.

Он сжал ее крепче.

— Тише, Вася.

Его голос остановил ее. Она еще не слышала в нем эту незащищенную нежность.

— Тише, — снова сказал он. — Я тебе не наврежу.

Он будто обещал. Она посмотрела на него большими глазами, дрожа, а потом забыла о страхе, ведь с сиянием сапфира пришло тепло, обжигающее живое тепло, и она поняла, как сильно замерзла. Камень горел все жарче, пока она не прикусила губу, чтобы не закричать. Дыхание вырвалось из нее, гадкий пот бежал по ребрам. Лихорадка пропала.

Морозко опустил кулон на ее грязную рубаху и устроился с ней на снежной земле. Холод зимней ночи окружал его тело, но его кожа была теплой. Он укутал их обоих в синий плащ. Вася чихнула, когда мех защекотал нос.

Тепло лилось из кулона, окружало ее конечности. Пот бежал по лицу. В тишине он взял ее левую руку, потом правую, обводя пальцы по одному. Боль вспыхнула в руках, но приятная, пробивающая онемение. Ее ладони с покалыванием оживали.