Кэтрин Арден - Девушка в башне

— Не шевелись, — он поймал ее ладони рукой. — Тихо — тихо, — он другой ладонью рисовал линии огненной боли на ее носу, ушах, щеках и губах. Она дрожала, но сидела на месте. Он исцелял обморожение.

Рука Морозко замерла. Он обвил рукой ее талию, и холодный ветер ослабил жжение.

— Спи, Вася, — шепнул он. — Засыпай. На сегодня хватит.

— Там были люди, — сказала она. — Они хотели…

— Никто тебя тут не найдет, — ответил он. — Ты сомневаешься во мне?

Она вздохнула.

— Нет, — она почти уснула, была в тепле и безопасности. — Ты послал снежную бурю?

Тень улыбки мелькнула на его лице, хотя она не видела.

— Возможно. Засыпай.

Ее веки опустились, и она не слышала, как он добавил, словно уже себе:

— И забудь, — бормотал он. — Забудь. Так лучше.

Вася проснулась ясным утром — пахло холодной елью, теплым костром и солнцем в тени ветвей. Она была в своем кафтане и на своем спальном мешке. Огонь плясал рядом с ней. Вася долго лежала и наслаждалась непривычной защищенностью. Ей было тепло — впервые за недели — и боль из горла и суставов пропала.

Она вспомнила предыдущую ночь и села.

Морозко сидел, скрестив ноги, с другой стороны костра. Он вырезал ножом птицу из дерева.

Она с трудом села, пустая и слабая. Сколько она спала? Огонь согревал лицо.

— Зачем вырезать из дерева? — спросила она, — если ты руками делаешь чудеса изо льда?

Он поднял взгляд.

— Бог с тобой, Василиса Петровна, — сказал он с иронией. — Разве так начинают утро? Я вырезаю из дерева, потому что вещи, на которые ушли силы, реальнее тех, что созданы одним желанием.

Она замерла, обдумывая это.

— Ты спас мою жизнь? — спросила она потом. — Снова?

Короткая пауза.

— Да, — он не отрывал взгляд от работы.

— Почему?

Он наклонял вырезанную птицу в стороны.

— А почему нет?

Вася смутно помнила нежность, свет, огонь и боль. Их взгляды пересеклись над огнем.

— Ты знал? — осведомилась она. — Знал. Снежная буря. Это точно был ты. Ты все время знал? Что на меня охотились, что мне было плохо в пути, но пришел лишь на третий день, когда я уже не могла передвигать ноги…

Он дождался, пока она утихнет.

— Ты хотела свободы, — ответил он. — Хотела посмотреть мир. Теперь ты это ощутила. Теперь ты знаешь, как умирать. Тебе нужно было знать.

Она недовольно молчала.

— Но, — закончил он, — теперь ты знаешь, и ты не мертва. Лучше вернись в Лесную землю. Эта дорога — не место для тебя.

— Нет, — сказала она. — Я не вернусь.

Он отложил дерево и нож и встал, его глаза сверкнули гневом.

— Ты думаешь, я хочу тратить дни, чтобы следить за твоими глупостями?

— Я не просила тебя о помощи!

— Нет, — парировал он. — Ты была занята. Ты умирала!

Умиротворение в ней пропало. У Васи ныло все тело, и она была живой. Морозко смотрел на нее сияющими глазами, злой, не менее живой, чем она.

Вася встала на ноги.

— Откуда мне было знать, что меня найдут в том городе? Что будет охота? Это была не моя вина. Я еду дальше, — она скрестила руки.

Волосы Морозко были спутанными, сжала и опилки были на пальцах. Он казался сердитым.

— Люди жестоки и необъяснимы, — сказал он. — Я научился на своем опыте, а теперь и ты. Ты повеселилась. Чуть не погибла от этого. Иди домой, Вася.

Они стояли, и она видела его лицо без мерцания жара между ними. В его виде снова было небольшое отличие. Он менялся, и она не могла…

— Знаешь, — сказала она под нос. — Ты похож на человека, когда злишься. Я не замечала.

Она не ожидала его реакции. Он замкнулся, похолодел, снова стал отдаленным королем зимы. Он изящно поклонился.

— Я вернусь к ночи, — сказал он. — Огонь продержится день, если останешься здесь.

Ей казалось, что она ранила его, и она не понимала, что такого сказала.

— Я…

Но он уже уехал на кобылице. Вася моргала у огня, злая и ошеломленная.

— Колокольчик, — сказала она Соловью. — Как на санях. Так мы будем знать, что он идет.

Конь фыркнул и сказал:

«Я рад, что ты не мертва, Вася».

Она снова подумала о демоне холода.

— Как и я.

«Сможешь сделать кашу?» — с надеждой добавил конь.

Недалеко — или очень далеко, смотря как измерять — белая кобылица отказалась бежать дальше.

«Я не хочу бежать по миру, чтобы тебе стало легче, — сообщила она. — Слезай, или я тебя сброшу».

Морозко спешился, настроение его было жутким. Белая кобылица склонила голову и искала траву под снегом.

Он не мог ехать, так что расхаживал по земле, тучи прибыли с севера и сыпали на них снегом.

— Она должна была уехать домой, — рычал он в пустоту. — Она должна была устать от глупостей, уехать домой с кулоном и дрожать иногда, вспоминая демона холода и свою юность. Она должна была родить девочку, чтобы та носила кулон дальше. Она не должна была…

«Очаровать тебя, — закончила лошадь, не поднимая голову. Ее хвост хлестал по бокам. — Не притворяйся. Или она притянула тебя к человечности настолько, что ты стал лицемером?».

Морозко застыл и посмотрел на лошадь, щурясь.

«Я не слепа, — говорила она. — Я вижу и двуногих. Ты сделал тот камень, чтобы не пропасть. Но это зашло слишком далеко. Это делает тебя живым. Заставляет хотеть того, что ты не получишь, чувствовать то, что ты не понимаешь, и ты раздражен и испуган. Лучше оставить ее судьбе, но ты не можешь».

Морозко сжал губы. Деревья вздохнули над головой. Его гнев вдруг покинул его.

— Я не хочу угасать, — выпалил он. — Но и не хочу жить. Как может бог смерти быть живым? — он замолчал, его голос переменился. — Я мог позволить ей умереть, забрать сапфир и попробовать снова, чтобы помнить другую. Есть другие в этом роду.

Уши кобылицы дернулись.

— Нет, — резко сказал он. — Я не могу. Но каждый раз рядом с ней связь укрепляется. Разве бессмертные знают, как это — считать свои дни? Но я ощущаю, как пролетают часы, когда она рядом.

Кобылица ткнулась носом в глубокий снег. Морозко расхаживал.

«Отпусти ее, — тихо сказала кобылица за ним. — Пусть найдет свою судьбу. Ты не можешь любить и быть бессмертным. Не доходи до этого. Ты не человек».

Вася не уходила в тот день из — под ели, хоть и собиралась:

— Я не поеду домой, — сказала она Соловью с комом в горле. — Я в порядке. К чему медлить?

Под елью было тепло, огонь весело трещал, а ее тело все еще ощущалось слабым. И Вася осталась, сварила кашу, а потом суп из сушеного мяса и соли из сумки. Она хотела бы, чтобы были силы разделать зайцев.

Огонь горел ровно, добавляла она дерево или нет. Она не понимала, как не таял снег сверху, почему под елью все не окутывал дым.

«Магия, — беспокойно подумала она. — Может, и я смогу ей научиться. И тогда я не буду бояться ловушек или преследования».