Кэтрин Арден - Девушка в башне

— Знаю, — сказала Вася. — Мне жаль.

— Жаль! — рявкнула Варвара с непривычными эмоциями. — Девицы так говорят. Вот это, — она щелкнула пальцами, — твое «жаль», а великий князь даст еще меньше, когда будет решать твою судьбу, — она завязала косу Васи обрывком зеленой шерсти и сказала. — За мной.

Для нее была готова комната в тереме: тусклая, тесная, с низким потолком, но теплая, ее грела снизу печь из мастерской. Еда ждала ее — хлеб, вино и суп. Доброта Ольги ранила сильнее гнева.

Варвара оставила Васю на пороге. Последним Вася услышала, как задвинулся засов, и она ушла тихим шагом.

Вася опустилась на кровать, сжала кулаки и не давала себе плакать. Она не заслужила слезы, она причинила столько бед брату и сестре.

«И отцу, — насмехался тихий голос в ее голове. — Не забывай о нем. Твоя наглость стоила ему жизни. Ты — проклятие своей семьи, Василиса Петровна».

«Нет, — шепнула Вася тому голосе. — Это не так».

Но было сложно помнить, что было правдой, в душной комнате, в давящем сарафане, когда перед глазами было холодное лицо сестры.

«Ради нее, — подумала Вася, — я должна это исправить».

Но она не видела, как.

Гости Ольги разошлись, как только угасло волнение. Когда они ушли, княгиня Серпухова тяжко прошла по лестнице к комнате Васи.

— Говори, — сказала Ольга, как только за ней закрылась дверь. — Извиняйся. Говори, что не знала, что так произойдет.

Вася встала, когда вошла сестра, но молчала.

— Я, — продолжила Ольга, — тебя предупреждала, тебя и дурака — брата. Понимаешь, что ты наделала, Вася? За ложь великому князю — куда ты приплела брата — тебя отошлют в монастырь, если повезет, а то и судят как ведьму, и я не смогу помешать. Если Дмитрий Иванович решит, что замешана и я, он заставит Владимира прогнать меня. Они и меня отправят в монастырь, Вася. Они заберут моих детей.

На последнем слове ее голос оборвался.

Глаза Васи, огромные от ужаса, смотрели на лицо Ольги.

— Но… почему им отсылать тебя в монастырь, Оля? — прошептала она.

Ольга ответила так, чтобы наказать глупую сестру:

— Если Дмитрий Иванович сильно разозлится и решит, что и я в сговоре, он так сделает. Но я не уйду от своих детей. Я отрекусь от тебя раньше, Вася, клянусь.

— Ольга, — Вася склонила блестящую голову. — Ты будешь права. Мне жаль. Мне так жаль.

Храбрая и жалобная, и вдруг ее сестре снова было восемь, и Ольга смотрела на нее с жалостью, пока отец бил ее за очередную глупость.

— Мне тоже жаль, — сказала Ольга, не соврав.

— Делай, что нужно, — сказала Вася. Ее голос был хриплым, как у ворона. — Я виновата перед тобой.

Вне дома князя Серпухова в тот день шел обмен сплетнями. Бунт и такие новости — что лучше для сплетен? Ничего такого интересного не случалось много лет.

«Тот юный господин, Василий Петрович, вовсе не господин, а девушка!».

«Нет».

«Правда. Девица».

«Все видели голой».

«Ведьма, это точно».

«Она даже святого Александра Пересвета подчинила свей воле. Она проводила безумные оргии в тайне во дворце Дмитрия Ивановича. Она получила и князя, и монаха, вертела ими. Мы живем во время грешников».

«Князь Касьян это остановил. Он раскрыл ее злой умысел. Касьян — хороший князь. Он не грешник».

Сплетни ходили весь долгий день. Они даже дошли до златовласого священника, что скрывался в келье от чудищ своей памяти. Он оторвался от молитв и побледнел.

— Не может быть, — сказал он гостю. — Она мертва.

Касьян Лютович разглядывал желтую вышивку на своем поясе, поджав губы, он не смотрел, когда ответил:

— Да? — сказал он. — Тогда я видел призрака: юного призрака, которого показал народу.

— Не стоило, — сказал священник.

Касьян улыбнулся и поднял голову.

— Почему? Потому что вы не видели?

Константин сжался. Касьян рассмеялся.

— Не думайте, что я не знаю, откуда ваша мания ведьм, — сказал он и прислонился к двери, спокойный и величавый. — Вы много времени провели с внучкой ведьмы, смотрели год за годом, как она растет, смотрели на ее зеленые глаза, на дикость, что не будет вам принадлежать, или вашему богу.

— Я — слуга Господа, я не…

— О, молчите, — Касьян выпрямился. Он прошел к священнику мягкими шагами, Константин сжался и чуть не врезался в иконы, озаренные светом свечей. — Я вас вижу, — сказал князь. — Я знаю, какому богу вы служите. У него один глаз, да?

Константин облизнул губы, глядя на лицо Касьяна, и молчал.

— Так лучше, — сказал Касьян. — Теперь слушайтесь меня. Хотите отомстить? Как сильно вы любите ведьму?

— Я…

— Ненавидите ее? — рассмеялся Касьян. — В вашем случае это одно и то же. Вы получите месть, если будете слушать меня.

Глаза Константина слезились. Он посмотрел на иконы, а потом шепнул, не глядя на Касьяна:

— Что я должен делать?

— Слушаться меня, — сказал Касьян. — И помнить, кто твой хозяин.

Касьян склонился и зашептал на ухо Константина.

Священник отдернулся.

— Дитя? Но…

Касьян заговорил размеренно и тихо, и Константин со временем медленно кивнул.

Вася не слышала сплетен и заговоров. Она была заперта в комнате, сидела у узкого окна. Солнце скрылось за стенами, и Вася думала, как сбежать и все исправить.

Она старалась не думать о дне, каким он был бы, останься ее пол тайной. Но мысли пробирались: о ее забытой победе, о жжении вина в ней, о смехе, поддержке и гордости князя, о восхищении.

И Соловей… о нем позаботились после гонки? Он страдал от рук конюхов после того, как уступил? Может, жеребец боролся. Может, они убили его. А если нет? Где он теперь? Связан, скован, заперт в конюшне великого князя?

И Касьян… Он был добр с ней, он с улыбкой унизил ее перед всей Москвой. Вопрос вернулся с новой силой: «Какая ему выгода от этого». А потом: «Кто помог Челубею выдать себя послом Хана? Кто помогал бандитам? Касьян? Но зачем?».

У нее не было ответа. Она могла лишь думать по кругу, голова болела от сдерживаемых слез. Она сжалась на кровати и некрепко уснула.

Она резко проснулась, дрожа, когда начало темнеть. Тени в комнате были ужасно длинными.

Вася подумала о сестре Ирине, что была далеко в Лесной земле. Она не успела помешать, налетели другие мысли: ее братья у очага летней кухни, золотой летний вечер. Добрые лошади ее отца, пирожки Дуни…

Вася беспомощно заплакала, как ребенок, каким не была. Мертвый отец, мертвая мать, брат в тюрьме, дом далеко…

Шипящий шорох ткани по полу отвлек ее от рыданий.

Вася поднялась с мокрым лицом, всхлипывая.

Обрывок тьма двигался, остановился в слабом луче сумерек.

Не тьма, а нечто серое и улыбающееся. У него был силуэт женщины, но это не была женщина. Сердце Васи колотилось, она вскочила на ноги и пятилась.