Карина Демина - Моя свекровь и другие животные [litres с оптимизированной обложкой]

Сзади заворчал рапан.

И Нкрума вовремя пригнулся, пропуская сгусток плазмы.

Твою ж…

– Зал обрушить собираешься?

– Стр-р-рашно? – растягивая звуки, поинтересовался айварх. Девчонку он не спешил отпускать, хорошо, нож убрал.

– Нет.

– Ложь. Все боятся. И ты боишься. Вот за нее… Я могу ей глотку вскрыть.

– Тогда я тебя рапану скормлю.

Рапан заухал, явно одобряя подобное развитие событий, но на айварха это не произвело особого впечатления. Он сдавил девочке шею, прижав дуло плазмомета к затылку.

Если пальнет, то обоим достанется, но на айвархе броня. Неизвестная модификация, этакая черная пленка, затянувшая с ног до головы. И держится он уверенно.

Пожалуй, слишком уверенно для того, кто проиграл.

– Давай меняться? – предложил айварх. – Ты даешь слово, что поможешь мне, а я ее отпущу. Я слышал, что ты свое слово держишь.

Запах броня пропускала. Такой характерно-кисловатый, терпкий. С легкой ноткой гнильцы. Значит, под стимуляторами. Плохо… С одной стороны, они делают айварха непредсказумым, а с другой – серьезно ограничивают способности к рациональному мышлению.

Договориться не выйдет.

Впрочем, на это Нкрума и раньше не надеялся.

Тот, кто пришел в его дом с оружием, должен был умереть.

– В чем именно я должен буду тебе помочь?

– Вниз, – айварх слегка ослабил хватку. – Мы сейчас отправимся вниз. Ты, я и она.

– Она зачем?

– Чтобы было веселей. Или ты и вправду рассчитывал меня обмануть? – Теперь в голосе айварха прорезались нервические нотки.

Если он сидит на стимуляторах давно, то разум его изрядно поврежден.

– Она будет мешать.

– Нет! – Айварх вскинул ствол и выпустил плазменный шар, который, попав в потолок, сотряс все строение.

Город загудел.

Он был древним.

И видел многое.

Когда-то его пытались уничтожить, полагая опасным, едва ли не проклятым наследием, но город умел защищаться.

– Успокойся.

– Я спокоен!

– Если ты обрушишь крышу, мы все погибнем.

– Во цвете лет… – Айварх расхохотался. – Но я буду жить, слышишь? Вы все сдохнете, а я…

– Будешь жить.

– Именно. Иди вперед. И без шуток, если не хочешь, чтобы наша птичка пострадала.

Тени скрылись.

Нкрума остро ощущал присутствие охотниц. Их запахи мешались с терпким ароматом камня, вплетаясь в него, растворяясь. Их следы заметало пылью и мелом. И само их присутствие лишь угадывалось. Но и этого было достаточно.

Идти.

Ниже.

И переступить через массивное тело песчаной гадюки. Айварх вновь выстрелил. Запахло жареным мясом, и еще оплавленным камнем.

Легкий перестук когтей появился и исчез.

Следуй.

Делай что должно, и все будет как есть.

Город знает.

И те, кто спустя столетия вернулся в него, нарушив древний запрет, – а нужен ли он был? – тоже. И значит, вперед.

Ниже.

Глубже.

Хиннарх Яуо с самого начала подозревал, что вся эта идея обречена на провал. Он чувствовал это каждым члеником своего тела. Хитин и тот зудел от нехорошего предчувствия или, что гораздо вероятнее, от близящейся линьки. Подкожные мешки наполнились бурым жиром, связки размякли, и каждое движение давалось с немалым трудом.

Переполненные слюной железы требовали приступить к созданию кокона.

И препараты-подавители почти не помогали.

Не надо было соглашаться.

Не стоило вообще покидать клан. Сейчас причина ссоры с а-уало гляделась настолько нелепой, что Яуо поверить не мог: неужели он и вправду был настолько глуп?

Лишиться места третьего илькада. Права охранять материнскую кладку и законной доли в добыче.

Из-за чего? Из-за блестящих надкрыльев самочки-сеголетки? А главное, она осталась с победителем. Они всегда остаются с победителем. А ему предложили неплохую, как казалось, работу.

Он еще решил, что, накопив приличную сумму, прикупит с полсотни яиц… хороших яиц, а то и право отбирать сеголетков. Он неплохо разбирается в молодняке.

Пара лет – и заложил бы основу собственного улья.

Он поскреб передней конечностью спину. Хитин стал мягким, неровным. И значит, шкура вот-вот треснет.

Линька – дело интимное.

И в другом случае он бы уже доделывал паутинистый кокон, одновременно и хрупкий, и невероятно прочный. Затем две недели спячки, пока тело переходит на новый уровень, а панцирь крепнет.

Отдых и…

Последнее дело.

Его наниматель был любезен и велеречив. Всего-то и надо, что присмотреть за айвархом, который слишком много стал себе позволять, и вправду возомнив этаким революционером, того и гляди, остатки мозгов стимами расплавит.

Проследить.

Ликвидировать.

Сдать нанимателю все то, что айварх отыщет. И исчезнуть в просторах Вселенной, чтобы объявиться в новом мире с новыми документами и внушительной суммой на счету.

Хиннарх не выдержал и потерся о стену.

Его подопечный успел уйти, но недалеко. Не скроется, маяки работают исправно. А дело пора завершить и…

Додумать он не успел. Когти с легкостью пробили старый хитин, выдрав приличный шмат мяса, а второй удар просто снес головной отдел. Тело еще некоторое время стояло, брызгая гемолимфой на камни, затем тихо и неуклюже осело.

Охотница же пнула голову, челюсти которой еще шевелились.

Развелось тут… не пройти.

Я приходила в себя урывками.

Сознание раскололось. Часть его, едва не захлебнувшись информационным потоком, расширилась и изменилась, если можно так сказать. Она впитывала данные, не спеша больше избавиться от столь высокой чести. Вторая же, преисполнившись смирения, пыталась осознать себя, точнее меня, в новом качестве.

Кого?

А леший его знает.

Я теперь уже была частью и мира, и этого сооружения, почти столь же древнего, как и мир.

Почему?

Ведь приходили и другие.

Когда-то давно.

Племена… пески… смуглокожие женщины, чья кровь еще несла память о других мирах. Они пересекали пустыню, чтобы преклонить колени перед теми, кого полагали богами. И порой, когда встречалась подходящая кровь, боги отзывались.

Миру нужны были хранительницы.

Высокая честь.

Огромная ответственность.

Не хочу ответственности, я от нее всю жизнь бегала, а тут…

Кто ж меня спрашивает?

Смотри.

И внемли.

Внемлю. Куда деваться-то? Время проходит под шелест псевдостраниц. Мое сознание преобразует данные таким образом, чтобы мне было комфортно.

Спасибо за ответ.

Странно это, разговаривать с собой и отчасти с искусственным интеллектом, который счел меня подходящей кандидатурой. Может, передумает? Нет? Попробовать стоило.

Бубен.

Его гул в голове… пляски… пески и жертва великому червю, который появляется, раздраженный шумом. Безумный фильм, который прокручивали у меня в голове.

И время, что летит сквозь меня.