Карина Демина - Моя свекровь и другие животные [litres с оптимизированной обложкой]

Сотворенный древними из песка и тлена, одаренный водой, которая скрыта где-то в глубинах, ибо любой дар надлежит хранить… Капли ее пробирались наверх, даруя жизнь.

И жизнь эта была многообразна.

Славьтесь же…

В коридорах было влажно.

Капли на стенах.

На камнях.

На белых панцирях скорпионов, которые спешили использовать влагу, собирая ее в пушистые коконы из нитей. Самки были малоподвижны, зато самцы сновали, торопясь собрать как можно больше драгоценной воды. Стая уховерток обосновалась на теле, поглощая мертвеца столь стремительно, что к вечеру от него костяк останется.

Если останется.

Неважно.

Песчаница замерла.

И улыбнулась.

– Свершилось, – сказала она, тряхнув копной косичек, и камни в них зазвенели.

Непорядок.

Но ведь охота почти окончена. Связь и ту восстановить удалось, благо мальчик позаботился разбудить дронов. Осталось переждать бурю и…

Нижние уровни не желали принимать гостей.

Их недовольство ощущалось кожей, и что-то глубоко внутри, древнее и, быть может, существовавшее еще вне поля создания разума, требовало подчиниться.

Уйти.

Что бы ни скрывалось в глубинах города Древних, оно не предназначалось для Арагами-тари. И в любом другом случае она подчинилась бы, ибо это было разумно, да и инстинкты никогда не подводили, но…

Вниз ушел ее мальчик.

И девочка, чье имя Арагами-тари, признаться, несколько запамятовала, но это вовсе не означало, что теперь род не нес ответственности за гостью.

И когда проход не исчез, она решительно переступила через низенький порожек. Древние или нет, но своего ребенка она не бросит. Почему-то Арагами-тари не удивилась, заметив, что и песчаница сунулась следом.

Песнь.

О сотворении мира и месте, которое изо всех изберет достойнейшую, поставив ее над родом и хайраком, вверив в руки ее право прокладывать пути и вести всех к пескам изобильным. Ее чело и щеки украсит узор, знаменуя, что отныне нет в мире власти выше…

И доли тяжелее.

Арагами-тари потерла виски, пытаясь справиться с нарастающей головной болью. И только легкий звон-перестук помог отогнать наваждение.

– Идем, – песчаница протянула руку.

А про них всякое говорили – что некогда, давным-давно, когда мир этот был иным, великая мать Харранаи переступила через заветы предков, взяв мужа, и за то была изгнана в белые пески…

Ступеньки.

Влага на стенах.

Уже ручейки бегут-летят, собираются в лужицы, только вот странно, отчего эту лестницу не затопило вовсе? Лужицы – это иллюзия?

Нет, невозможно. Вода имеет свой запах. И нынешний говорит о камне и подземелье, о блеклых лишайниках, которые произрастают под потолком. Они сочны и в складках своих скрывают множество мелких существ, о которых здешний мир и не слышал.

Ниже.

Мягче.

Айварх уже не услышит. И надо бы поспешить, но почему-то силы уходят, и каждая ступенька становится препятствием. Почти непреодолимым.

Она сумеет.

Она не бросит сына одного, что бы там ни говорили.

Великая мать Харранаи взяла своего мужа и новорожденную дочь, которую объявили проклятой, а еще младших сестер, не вошедших в возраст испытания. И мать, не пожелавшую, верно, вновь рисковать детьми…

Они ушли.

И пустыня приняла беглянок. Долгое время никто не слышал о них. Верно, полагали, что отступницы сгинут в песках. Ан нет, они появились много позже, когда мир уже начал меняться, но перемены эти не были еще столь радикальны.

Идет.

И поющие камни вызванивают уже не мелодию, но историю. И странно, что песня эта понятна, как если бы рассказывали о прошлом обычным языком.

Арагами-тари видит.

Кибитки, запряженные легкими харралами… А считалось, что существ этих невозможно приручить, хотя попытки делались неоднократно. В неволе харралы чахли и теряли вес, а после и вовсе гибли. Здесь же дети играли у мозолистых ног, а иные, цепляясь за длинную шерсть, вовсе взбирались на спину.

Город на волокушах.

Это ведь легко, идти вслед за крилем, ибо они, мельчайшие из жителей песков, начинают великую дорогу жизни. Они, опускаясь к самому каменистому дну, собирают крохотные капли воды, а потом поднимают их выше, вплетаясь в тела иных существ.

Удивительно.

И странно.

Рассветные песни, гортанные, лишенные слов. И странные танцы, на которые собираются посмотреть песчаные гадюки. Их тела блестят, как и тела женщин, которые берут змей в руки, сажают на плечи и гладят, будто…

Смотреть без содрогания на такое не выходит.

А лестница все тянется и тянется.

Древний город.

Не этот, а Лалшшах, что находится на дне Красного каньона, – ныне его замели пески.

Потому что появились те, кому стало слишком интересно, что находится в глубине храма, куда дети Великой Матери спускались, дабы получить благословение и печать. Она расцветала на челе сложным рисунком, который никогда не повторялся. И в извивах линий был собственный смысл, и казалось, что если Арагами-тари постарается… самую малость постарается, то она поймет.

Что?

Это ведь так просто. Надо идти.

Ниже.

И еще ниже. Кровь пуста, поэтому тяжело. Но она ведь хочет добраться до дна, своими глазами увидеть то, что скрывается в каменной утробе запретного места? Хочет… Этого многие желали. Три сильных рода объединились, решив, что их любопытство важнее каких-то там замшелых запретов.

Экспедиция.

И еще одна.

Они пробирались глубже и глубже, пользуясь тем, что город был беззащитен против детей своих. Он выстраивал лабиринты, заставляя плутать днями и неделями, он дразнил подземными ходами, которые, правда, открывались вовсе не в сокровищницах, а в песках…

Он терпел.

Сколько умел.

Но они принесли порох и взрывчатку, уверенные, что только так могут справиться. Что там, внизу, их ждут несметные богатства. Они были беспечны, и пустыня содрогнулась от взрыва, а древняя стена, как выяснилось, имеет свои пределы прочности. Пострадала лишь внешняя граница, но…

Она позвала бурю.

Мать Ильшаи, которая была совсем молода, а потому не вышла еще в мир, чтобы выбрать мужа. Она подняла руки и запела, и другие женщины, которые тоже хранили память, подхватили песнь. И пустыня откликнулась. Она всегда помогала своим детям.

Была буря.

Она продолжалась несколько дней и ночей. Сохранились ее описания.

Три рода не перестали существовать, отнюдь, просто…

Они стали не так сильны, как прежде. А вот песчаницы лишились храма, и это было плохо. Очень-очень плохо.

Последняя.

И дверь.

Всего-то и надо – приложить ладонь, и если город признает…

Ты уверена, что признает, о великая Арагами-тари, еще недавно полагавшая себя самой мудрой и прозорливой? Ты точно желаешь пересечь черту, после которой нельзя будет повернуть назад? Ты уже узнала многое, но…