Анна Замосковная - Волчица лунного князя

— Судьбу определяют наши привязанности, чувства. Если говорить о физиологии: в этом ритуале были разрушены привычные нейронные связи. Эти связи заставляют нас реагировать на людей определённым образом. У тебя этих привычек больше нет, ты вольна начать отношения с чистого листа. Можешь заново полюбить, можешь забыть.

— Мог бы предупредить! — стискиваю кулаки, смотрю в пол. — Это было нечестно! Несправедливо! Я должна была сама принять решение.

— Ты лунная жрица с активным даром, у тебя не было такого выбора. Либо ты принадлежишь Лунному миру, либо… отдаёшь дар, — глухо звучит его голос. — И может, твой разум не согласен, может, твоему разуму это противно, но твоя душа позволила разорвать нити судьбы и рода. Вероятно потаённое, возможно стыдное для тебя, но у тебя такое желание было. Иначе зачем ты сбегала из дома, меняла фамилию, пыталась забыть прошлое?

Меня передёргивает от его правоты: да, стыдно, что хочу отказаться от семьи, от родства. Стыдно, что попалась на уловки Михаила. Хочу это забыть, вымарать из своего прошлого.

Губы дрожат. Закрываю лицо руками. Почти сразу оказываюсь в объятиях Ариана.

— Всё хорошо, — шепчет он, поглаживает меня по спине. — Если сейчас отпустишь прошлое, оно больше тебя не настигнет.

Неожиданно даже слёз нет оплакать изменённую судьбу и внезапное бесчувствие. Слишком тепло в руках Ариана, слишком хорошо, безопасно и спокойно. И я стою так долго-долго, а он даже не пытается отпустить.

Потом меня накрывает стыд за то, что сама разобраться с прошлым не смогла, пришлось через ритуал развязываться.

Наверное, за вмешательство я злилась бы больше, если бы не потрясающе ровное отношение к матери, Михаилу, коллегам, однокурсникам и одноклассникам. Словно и впрямь начинаю жизнь с чистого листа, с новой судьбы…

— А я тебе одежду принёс… — шепчет Ариан, продолжая соблазнительно поглаживать по спине, постепенно останавливая руку всё ниже и ниже, подбираясь к ягодицам.

Шумно вдохнув, упираюсь в его грудь ладонями, и он нехотя отступает. Поднимает пакеты. Я смотрю в пол и снова вижу пыль.

— Твоя домработница не вернулась? — Осторожно касаюсь своей щеки — сухая, только ресницы хранят следы слёз.

Ариан застывает вполоборота ко мне, стискивает ручки пакетов. Голос его рокочет на низких тонах:

— Сейчас на своей территории я никого постороннего видеть не хочу. Лучше потерпеть грязь, чем бороться с инстинктами.

— С какими такими инстинктами?

— Не важно, — дёргает головой Ариан и направляется в обход меня к лестнице на второй этаж. — Всё постирано, так что можешь смело надевать.

— Какие такие инстинкты? — иду следом. — Уж не собственнические ли? Если так, как ты собираешься меня сватать?

— Я не животное, чтобы подчиняться только им, — цедит Ариан и толкает дверь в мою комнату. — Просто дом — это более личное, это… здесь труднее не поддаваться желанию защищать своё… Тамара, хватит сомневаться в моём здравом уме!

Он швыряет пакеты на кровать и, снова обогнув меня, выскакивает в коридор, захлопывает дверь.

Стою с широко раскрытыми от удивления глазами и пытаюсь понять, чем его задела. Неужели вопрос об инстинктах его настолько оскорбляет? Ведь о том, что он не только животное, я прекрасно знаю.

Покачав головой, приближаюсь к кровати. Переодеть помявшийся сарафан жрицы очень хочется.

Вываливаю на скомканное одеяло содержимое первого пакета и растерянно хлопаю глазами: какие-то панталончики, блеклые тканные бюстгальтеры без швов. Платья в пол с длинными рукавами. Всё тёмное и мрачное. Похожие на паруса широченные джинсы, толстовка, водолазка.

Переворачиваю второй пакет: цветные сарафанчики, кружевное бельё, чулочки, маленькое чёрное платье…

Смотрю на левую кучку весёлой одежды и кружавчиков, на правую с набором старой девы… что это значит?

— Слева — это для личного пользования, — шепчет на ухо Ариан. Я подскакиваю, и его ладони оказываются на моей талии, скользят по животу, вызывая в нём жаркий трепет. — А справа одежда для жизни в стаях. — Губы касаются моей шеи, плеча. Горячее дыхание волнительно щекочет кожу. — Нечего им на тебя лишний раз заглядываться.

— Так я мужа выбираю… — сипло шепчу в ответ.

Дыхание Ариана учащается, опаляет, и руки крепче обнимают меня за талию.

Он резко отступает. И моей спине становится холодно, а сердце по-прежнему неистово стучит.

— Кстати, ты проспала дольше, чем я рассчитывал. Представители стай уже тянули жребий, определяя очерёдность твоей жизни у них. Сейчас позавтракаем и поедем в первую стаю.

У меня перехватывает дыхание, ноги слабеют, кончики пальцев дрожат: вот и начинается моя новая судьба.

После известия о скором знакомстве с потенциальным женихом кусок в горло не лезет, так что в Лунный мир отправляюсь голодная, хотя и не чувствую этого. Слишком много волнений, доходящих до страха, и обещание Ариана круглосуточно меня охранять спокойствия не приносит.

Луна пылает надо мной серебристым всевидящим оком. Она в зените над троном Ариана, поэтому кажется, что сейчас то же время суток, что было при нашем прошлом визите, но поселение стаи пустынно, словно все спят.

Лишь Велислава сидит на крыльце, в ярком свете распуская свитер из белой шерсти.

«Уж не Ариан ли одёжку своей шкурой проспонсировал?» — мысль вроде весёлая, но не до смеха.

Велислава поднимает голову, осматривает моё длинное закрытое платье, распущенные по плечам волосы. Вздыхает.

— Я сейчас, — Ариан входит в дом.

Хочется бежать за ним, но остаюсь рядом с Велиславой, прислоняюсь к поддерживающему козырёк над крыльцом столбу. Он холодит спину между лопаток.

Пальцы Велиславы ловко распутывают волнистую нить, шерсть то и дело вспыхивает в лунном свете. Не выдерживаю:

— С Ариана начесали?

Велислава взглядывает на меня исподлобья, качает головой:

— Нельзя так с волосом разумного играть, судьбу крутить. Это шерсть лунных овец. Особым образом вскормленных, в ночь таинства остриженных. Простуду, бронхит свитера из этой шерсти лечат быстро, даже с воспалением лёгких помочь могут, если не сильно запущено. — Велислава вздыхает. — Но для моли эта шерсть точно мёдом намазана, никакие травы не спасают, то и дело приходится перепрядывать нити.

И она продолжает своё занятие.

Не знаю, как относиться к этой женщине: открытой враждебности она не проявляет, даже судьбу мою меняла по требованию традиции, но и дружелюбия в её поведении нет. Возможно, дело не во мне и она по жизни такая строгая? Надо у Ариана спросить.

Дверь отворяется, и на крыльцо выскальзывает обычный серый волк.

— Опять ты в этой невзрачной шкуре, — вздыхает Велислава и треплет его по холке, с однобокой улыбкой дёргает за ухо. — Хоть бы чёрным обратился.