Анна Сокол - Табель первокурсницы

Я пробежала мимо и, кажется, даже не собиралась останавливаться до самого входа в шахту, а это как минимум километр в гору от Илистой норы, но тогда мне было не до расчетов и логики. Кто-то схватил меня, пытаясь остановить…

— Леди Ивидель! Леди… — закричал Рин Филберт.

Но в ушах у меня все еще стоял гул Волчьего клыка, именно сегодня решившего показать людям, насколько они ничтожны перед одним единственным ее движением.

— Вам нельзя, леди Ивидель, вы слышите меня?

— Пустите!

— В шахте может быть газ, а она огненная, не зря же светильники магическим стеклом накрывают, — увещевал управляющий, — Да и не место там последней из Астеров, если все обернется…

А потом руки соседа неведомым образом сменились на руки Мердока. Он с тревогой заглядывал мне в лицо, и говорил, говорил, говорил…

— Ивидель, успокойтесь. Еще ничего не известно.

А в ушах звучало: «Последней из Астеров! Последней из Астеров!»

Я все-таки вырвалась, Хоторн где-то оставил шапку, куртка была расстегнута, кожа на щеках покраснела, словно от быстрого бега.

— Не… не трогайте! Я… я… успокоилась, — проговорила я, хотя знала, что мне не поверили. Но первый отчаянный ужас отступал. Паника сменилась страхом, но этот страх уже не затмевал разум.

— Не медлите! — раздался хлесткий, как удар, приказ матери, — Дочерью, я займусь сама, а вы верните мне мужа и сына, или можете считать себя безработным!

Еще я запомнила ее теплые руки. Ей самой было страшно, но она нашла в себе силы забыть про свой страх и попытаться отогнать мой.

Один раз отец застрял в снежном буране на западной половине Чирийского хребта, было страшно, но не так.

Илберт переболел лихорадкой, которая выкосила половину деревни, было страшно, но не так.

Матушка, как-то свалилась с лошади и пролежала в беспамятстве сутки, было страшно, но не так.

Смерть всегда ходила близко, и всегда отходила еще дальше, а сегодня решила заглянуть в окно и раздвинуть костлявым пальцем занавески.

Я слышала шепотки женщин, чувствовала их жалостливые взгляды, еще недавно обращенные друг на друга.

Матушка привела меня в дом, усадила в кресло, напоила горьким отваром, от которого чуть закружилась голова, и попросила посидеть тихо. Ничего не делать, просто посидеть.

А потом началось самое утомительное. Ожидание. Оно было похоже на медовую патоку, в которую кто-то переложил кизила, и оттого она приобрела горьковато-кислый привкус. Спасательный отряд ушел в горы. Илистая нора замерла, смолкли разговоры, сменившись молитвами, смолки птицы, падал невесомый снег, и только Иллия такая же бурная и непокорная ревела у берегов, беснуясь и бессильно врезаясь в камень.

Наверное, я задремала, съежившись в старом бабушкином кресле, обивку которого матушка все никак не могла сменить, а когда открыла глаза, поняла, что в холле кто-то есть. Неровная и чуть подрагивающая в пламени светильника тень ложилась на пол и почти касалась ножек кресла.

— А ведь если передвинуть вот тот буфет, что покрывается пылью, здесь будет намного больше света, в не находите леди Ивидель?

В холле первого этажа стоял Грэн Роук, нотариус третьего ранга и по совместительству опекун Мердока. Стоял и разглядывал темные бревенчатые стены старого дома сквозь лорнет.

— Вряд ли вам представится случай проверить, — прошептала я, но в пустом зале мои слова прозвучали неожиданно громко.

— Ну, не скажите, — он повернул лорнет ко мне, — Я просил вашего батюшку включить в придание этот дом. Зачем он ему, когда семья живет в замке? Правильно, незачем, но он уперся, аки, горный тур. А теперь что? — он поднял брови.

— Что?

— Теперь этим будет распоряжаться не он, в свете последних событий, так сказать.

— Но и не вы. И даже не граф Хоторн, — я встала, — Согласно уложению Князя, если род теряет наследника мужского пола, — я замолчала, на миг закрыв глаза, — То наследование едет через поколение по женской линии. Титул графа Астера и все остальное получит мой второй сын.

— Если он у вас будет, — скривился нотариус, — Пока об этом рано говорить.

— Вот именно. Мой отец и брат еще не умерли.

Сколько часов мужчины уже провели под завалом? Много, за окном начало темнеть…

— Своенравная и дерзкая, не самые приятный качества в женщине — он оглядел меня сквозь лорнет с головы до ног, но впервые мне было безразлично, как я выгляжу, — Думаю, договориться с вашим братом будет намного проще.

— Это вряд, ли. Илберт куда как упрямее меня, да и потом, он мужчина, если от женщины вы можете отмахнуться, то от него не получится.

— А с чего вы решили, что я говорю об Илберте? — он прищурился, стеклышко поймало луч уходящего солнца и сверкнуло, — И с чего вы взяли, что именно ваш, — он выделил это слово голосом, — Сын унаследует графство?

Я даже не сразу поняла, о чем он говорит, а когда поняла…

— Вы… вы сумасшедший?

— Я нотариус, знали бы вы, леди Ивидель, сколько дворян только за последний год вписывало в завещания бастардов, ну или вычеркивало их, — он рассмеялся.

Неужели отец? У него есть бастард? Нет, не могу поверить, мы бы знали, и матушка… Девы, матушка!

— Уходите! — прошипела я.

— Простите, леди Ивидель, но хочу напомнить, что я законный опекун вашего жениха и не вам указывать мне…

— Убирайтесь, или я велю спустить собак.

— Не посмеете, вас же потом…

— А вы проверьте, — я развернулась и пошла к выходу, — А что касается этого «потом», до него еще надо дожить. Как вы думаете, многие ли возьмутся осуждать девушку, едва не потерявшую отца и брата? Обезумевшую от горя единственную наследницу Астеров?

Он выругался. Очень нехорошо выругался, и с неожиданной силой оттолкнув меня с порога, вышел на улицу первым. Я прижалась лбом к отделанной темным деревом стене. Распахнутая дверь скрипнула, крупные хлопья мягко засыпали чужие неровные следы, еще несколько минут и от них не останется и воспоминания. Свет полукругом падал из проема, усиливая подступающий сумрак, создавая впечатление, что я осталась одна на белом свете.

Вдруг навалилось одиночество. Где все? Где матушка? Где Лиди в конце концов? Готовят еще один отряд? На этот раз последний, потому что нельзя бесконечно посылать людей в ненасытное брюхо скалы.

Я сдержала подступающие слезы. Все происходящее вдруг показалось мне таким мелочным, таким ненастоящим. Приданое, сватовство, помолвка и даже учеба в Академикуме.

Я вышла во двор, даже не надев пальто, за высохшим деревом горел костер, на овчарне лаяла собака. Чувство одиночества тут же рассыпалось, как крупа из дырявого мешка, зато ощущение ненастоящести, бесполезности осталось.

Что я могу? Почти ничего. Только ждать и молиться.

То и дело увязая в глубоком снегу, я пересекла двор, и распахнула дверь в часовню. Там было жарко натоплено и казалось нечем дышать из-за пламени свечей, сегодня их было поставлено чересчур много. Три статуи у стены с немым укором взирали на еще одну, пришедшую к ним, пришедшую просить о чуде.