Анна Сокол - Табель первокурсницы

— Я сейчас расплачусь, — прокомментировал управляющий, а рабочие закивали, многие из них знали, что такое нужда и эта нужда измерялась не имениями, а тем, будет у них сегодня ужин или нет.

— Не стоит, — холодно ответил Хоторн, — Приберегите слезы для тех, кто в них нуждается, — он снова посмотрел на отца и пояснил, — Я не могу тратить этот доход, но я могу перемещать его между семейными предприятиями. Если бы они у меня были. Или, к примеру, была невеста, у которой они имеются. Это бы считалось перемещением «внутри семьи» и не требовало разрешения опекуна.

— То есть ты хочешь… — отец поднял бровь.

— Если вы оставите помолвку в силе, я хочу вложить то, что у меня есть в судоходную компанию Астеров.

— Насколько я знаю, это не отменит ни опекунства, ни запрета распоряжаться доходом, — пояснил папенька.

— Знаю, но к тому времени как я закончу Академикум, на счету будет лежать несколько сотен золотом и мне не придется просить милостыню. Вот в чем моя корысть.

— Маг земли и милостыня — это смешно, — прокомментировал управляющий.

— Так, молодой человек, — вздохнул отец, — Отправляйтесь в Корэ и как следует обдумайте все, а завтра обсудим на свежую голову.

Мердок помедлил, но, поняв, что ничего другого от отца сейчас не дождется, медленно пошел к конюшне.

— И передай своему опекуну, что мы будем рады принять его в Кленовом саду в любой день, и даже предоставим комфортабельные апартаменты в подвале замка, — продолжил папенька, и парень едва не споткнулся, — Вы, — граф Астер указал на рабочих, — Расходитесь по домам, с утра начнем разбор завалов, — рабочие недовольно зашептались, оборачиваясь на Волчий клык, — И тем, кто не побоится прийти с рассветом, я плачу двойное жалование, — недовольный ропот тут же сменился одобрительным гулом, — Жюст, — это уже управляющему, — найди мне хорошего следопыта-мага, — мужчина кивнул, — Ивидель…

Я подпрыгнула на месте.

— Ради Дев, отдай мне этот кол и иди в дом, — приказал отец.

— Но я хотела… хотела сказать…

— Скажешь, — с нажимом проговорил папенька, меня он публичной исповеди подвергать не собирался, и повторил, — Иди в дом.

Мрамор пола давно потрескался, оставаясь таким же гладким и отражающим, он был похож на мозаичное панно, выложенное под ногами одним из мастеров древности, что почти соответствовало действительности. Отражающиеся в нем колонны, казались опутанными паутиной. Их было много, они уходили вдоль стен вытянутого зала насколько хватало глаз. Здесь вполне можно было проводить парады и смотры войск, но те двое, что сидели прямо на полу, вряд ли думали о чем-то подобном.

Молодой и старый. Они сидели в пыли рядом с вычурным каменным креслом, которое вполне уместно было бы назвать троном. Из-за спинки выглядывала голова змеи, что по задумке скульптора должна была возвышаться над сидящим и смотреть на посетителей сверху вниз.

— Итак, — протянул тот, что сидел ближе к трону, — Они все еще живы, — пальцы с золотыми перстнями коснулись когтей каменного орла сидевшего на правом подлокотнике.

— Живы, — ответил второй, он был гораздо старше собеседника с седыми давно нечесаными волосами, мундир гвардейца, местами покрывала грязь, когда-то белоснежные манжеты обтрепались, кружева потемнели и разорвались, — Со змеей мы ничего не можем поделать, — он поднял голову и посмотрел на каменное тело оскалившейся рептилии.

— Змей был умен, он был… — молодой замялся и повернулся к старому. Его лицо было лишено каких бы то ни было эмоций, словно живому человеку приставили голову мраморной статуи. Точеные черты, бледная кожа, остановившийся взгляд. Наверное, он был красив, но вряд ли бы кто-то смог восхититься этой мертвой красотой, — Змей был змеем. Знаешь, я даже почти скучаю по нему.

— А я нет, — старый гвардеец встряхнулся, словно пес, попавший под струю воды, — Он был непредсказуем, а значит опасен.

— Они все опасны, — протянул молодой, — Змей, орел, сова…

Мужчина посмотрел на левый подлокотник, где был вырезан короткий каменный кинжал, так и не покинувший ножен, на них, расправив широкие крылья, сидела безглазая мраморная сова.

— И если они найдут полуночного зверя… — он не договорил, опустив голову, там у подножия трона в каменном крошеве лишь слегка угадывался силуэт какого-то животного, раньше должно быть лежащего у ног правителя, массивное поджарое тело, вытянутые лапы и пустота. Там, где должна быть голова, словно кто-то одним ударом снес ее и растоптал каменные обломки в пыль.

— Не найдут, — уверил седовласый солдат, — Зверь сам не знает своей сути. И не узнает.

— И тем не менее лучше бы их не было, лучше бы некому было искать, — молодой, поскреб пальцами по затылку, поддел криво висящий на золотистых волосах обруч из тусклого желтого металла, с минуту рассматривал его, а потом небрежно катнул по полу, словно ребенок игрушку.

— Их и так считай, что нет. Род орла обеднел и почти иссяк, сова… — седовласый проследил взглядом за катившимся обручем, — Его ненавидит собственный отец, хотя в роду есть еще один наследник, вернее, даже бастард.

— С которым вы тоже потерпели неудачу. Почему бы просто не прирезать их всех?

— Я хотел, но… — старый покачал головой, обруч с дребезжанием упал на потрескавшийся мрамор и замер, — Их кровь может понадобиться и нам.

— Такой исход маловероятен.

— Но не невозможен, мы проредили рода настолько насколько возможно, оставляя в каждом поколении не больше одного наследника, — возразил старый гвардеец, — Мы убрали слишком многих, маги Академикума и Серые начали задавать вопросы, о том что произошло в небе над Эренсталем десять лет назад, даже начали вскрывать старые могилы. Меня, — он указал рукой на лицо, — уже опознали. Убрать ключевые фигуры сейчас означает, самими указать им путь к правде. Без нее они всего лишь дети.

— Без нее… — протянул молодой поднимаясь.

— Но если кто-то всерьез начнет копать в этом направлении, кто-то более опытный, кто-то старший… — гвардеец покачал головой, — Самое разумное сейчас затаиться.

— Не уверен, что готов позволить себе такую роскошь, — молодой наклонился, поднял обруч и, не отряхивая от пыли, надел обратно на голову, седая нить паутины запуталась в чуть волнистых волосах, — Я бы предпочел сделать нечто совершенно противоположное.

— Что?

— Посмотреть на них.

— За ними и так хорошо присматривают, в том числе и на этой каменной глыбе, что по недоразумению продолжает портить небо.

— Они хоть сами-то помнят, кто и для чего поднял этот кусок навоза в воздух?

— Не думаю.

— Мне уже почти жаль их, — молодой человек усмехнулся, губы изогнулись, но остальное лицо осталось неподвижным, а в глазах отражался холод мрамора, — Распорядись, чтобы этих «наследников» доставили сюда.