Анна Грэм - Зверь

Она поцеловала его в кончик носа, а после в губы с такой обезоруживающей нежностью, что Адам сдался.

Эллен забыла, когда в последний раз нормально принимала душ: не в замызганном номере дешевого мотеля среди запаха хлорки и сырости, а дома. Здесь, в доме Адама Бишопа главенствовал запах чистоты, мокрого цемента и лайма — запах свежего ремонта и новой жизни. Она будет простой и незамысловатой, но настоящей, без привкуса синтетики, без дорогих удовольствий, делавших её жизнь такой дешёвой.

Её ладони скользили по его мокрой, горячей спине, спотыкаясь об узловатые рубцы — ей хотелось целовать каждый дюйм его израненной кожи, чтобы заглушить, забрать пережитую когда-то боль и воспоминания о ней.

— Ты преувеличил, — росчерки когтей Зверя багровели на его широкой спине, такие, каких не покажешь ни на пляже, ни на стрижке газона, скинув майку под палящим летним солнцем. Такие вызывают вопросы, но не отторжение, и Адам, наверное, ещё не придумал им правдоподобное объяснение. Эллен ничего не нужно было объяснять, эта тайна была им одна на двоих. — Мы потеряли столько времени.

— Я не хотел быть для тебя живым напоминанием о том, что тебе пришлось перенести, — он ответил на невысказанный вслух вопрос, о том, почему он исчез и не оставил для неё ни слова.

— Я так и думала, — Эллен покачала головой, скользнула у него подмышкой, чтобы снова быть лицом к лицу. — Снова всё решаешь за меня. Будем с этим бороться.

— Ну, всё, потом поговорим, — Адам смял её тело в нетерпеливых, едва ли не грубых объятиях и шагнул к стене. Эллен ощутила затылком прохладную поверхность керамической плитки.

Ей не нужно было ничего, только снова ощутить его в себе. Ощутить это с ума сводящее единение с любимым, снова отдаться своим чувствам, которые преодолели время и расстояние, а после греться у камина с бокалом горячего вина, наблюдая, как за окном белеет вьюга. Стихия бушевала, занося подступы к дому и мастерской сугробами, снежные комья липли к окнам и, чуть подтаявшие, скатывались вниз к раме, заслоняя тусклый дневной свет. Полдень превратился в вечерние сумерки, и гостиная освещалась лишь отблесками пламени за решёткой камина.

— Завтра пойду откапываться, — Адам убрал с её шеи ещё влажную после душа прядь, опустил подбородок в ложбинку её ключицы, вдохнул запах её кожи, словно не мог надышаться ею.

— Или выплывать, если растает. У тебя есть надувная лодка?

— Пока не обзавелся.

Слова звучали без смысла, лишь просто чтобы слышать голос друг друга вместо вечной тишины, осточертевшей обоим за последние месяцы. Эллен таяла в его руках, несмотря на то, что дом ещё не отогрелся и было холодно. Столь резкой смены погоды никто не мог предсказать. Эллен готова была встретить хоть конец света, лишь бы рядом с ним.

— Я больше не могу оборачиваться.

— Что? — Барр вскинулась и обеспокоенно взглянула ему в глаза.

— Не знаю, что произошло. Я ушёл из больницы, вернулся в Форт-Келли и понял, что не могу. Всё остальное на месте, слух, обоняние, это, — Адам взял в руку полено для растопки и сжал его в кулаке. Оно превратилось в труху. — Может, всё закончилось?

Может, об этом и говорил ей во сне шериф. Время вышло, проклятия больше нет — большая кровь смыла его, и над Адамом больше не довлеет его тяжкое наследие, но Эллен не знала, как к этому относиться. Он смотрел на неё так, словно пытался увидеть в её глазах облегчение, тихую радость от этой новости, ведь ей не придётся больше жить с чудовищем.

— Ты знаешь, мне всё равно. Всегда было. Не устану повторять, я люблю тебя. И всё в тебе.

И это была правда. Ничего не изменилось ни до, ни после. Эллен была счастлива тем, что жизнь подарила ей самого удивительного мужчину в мире.

— Я хочу, чтобы ты была моей женой, — и, словно опомнившись, добавил. — Так предложения не делают, прости…

— Да, конечно, да, — она прервала его, вспомнив вдруг, какой груз обрушился ей на душу после того, как эти слова произнёс Трэвис. Сейчас она не испытывала ничего похожего: ни страха, ни досады, ни желания бежать, потому что сейчас всё было так, как должно быть. С тем, с кем нужно. — Только умоляю, давай обойдемся без колец, дурацкого платья и всей этой мишуры.

Адам был с ней согласен. Они поженились во вторник, просто поставили подписи в документах, взяв в свидетелей двоих служащих, проходивших мимо. Эллен без сомнений стала миссис Бишоп, расставшись с фамилией её уже не существующей семьи.

Она навела порядок в его бумагах и занялась бухгалтерией, параллельно выполняя свою работу удаленно. Эллен наотрез отказалась от командировок — в них больше не было нужды. Она наконец-то пустила корни.

Эллен уже дважды за неделю видела в мастерской соседку, у которой «что-то стучало под капотом». Женщина смотрела на Адама взглядом, полным неподдельного интереса и вовсю пыталась с ним флиртовать, но он, казалось, не замечал этого. Эллен решительно встала из-за стола, хлопнув по нему ладонью со злости. Она ощутила, как внутри закипает ревность. Надо было заканчивать этот цирк.

Эллен задержалась в дверях, увидев, как из машины выбежал маленький сын соседки. Адам взял его на руки.

В груди стало тесно, всё внутри сжалось от какого-то неопределенного, щемящего чувства. Наверняка, Адам хотел бы иметь детей, но он никогда не понимал этот вопрос и вряд ли поднимет, помня о том, что у потомков Зверей не бывает живых матерей. Эллен никогда не хотела детей и этот вариант её вполне устраивал, но в эту секунду что-то неуловимо изменилось.

Эллен вышла из дома в его рубашке и коротеньких джинсовых шортах, в которых её стройные ноги открывались во всей красе. Она мило улыбнулась соседке и направилась к клиенту, с машиной которого Адам только что закончил, чтобы отдать ему квитанцию и пожелать доброй дороги.

— Хорошего дня вам и вашей очаровательной супруге, — попрощался тот. Эллен заметила, что машину соседки словно сдуло с парковки. Это была маленькая победа.

— Ну, что, очаровательная супруга, объяснишь что это за демонстрация? — сложив руки на груди, спросил Адам, оценив долгим, внимательным взглядом её едва ли не провокационный внешний вид.

— Это клиентоориентированность, мистер Бишоп, — невозмутимо ответила Эллен.

— Клиентоориентированность значит, ясно, — в его голосе звучали нотки лукавства и ревности. Он будто бы понимал причину, но не понимал, почему Эллен так бурно на неё среагировала.

— А эта дамочка, кстати, границ не видит.

— Думаю, ты преувеличиваешь, — Адам покачал головой.

Долгая жизнь среди пней и древесины, казалось, придала ему наивности. Он не видел или старался не замечать очевидных вещей, оставаясь при этом искренним и честным. Он был чист душой и никакая грязь к нему не липла, как бы много её ни было вокруг и как бы яростно цивилизованный мир не пытался внедрить ему свои ложные истины.