Матильда Старр - Проклятие на троих [СИ]

— Но было ведь что-то еще?

Рафаэль кивнул:

— Она сказала, что одному из нас суждено погибнуть. От твоей руки. И тогда проклятие падет.

Маша подошла и села рядом. Слишком давно она не касалась своего рыцаря — несколько долгих дней.

Пальцы словно сами собой вплелись в густые темные волосы. Он вздрогнул. Но не отстранился.

— И ты отправился искать Мориса. Зачем?

Повисла пауза. Маша не торопила его с ответом. Пусть сам решит. Сам скажет. А еще — ей нравилось сидеть рядом с ним, так близко. Нравилось смотреть, как звезды отражаются в темных глазах. Нравилось прислушиваться к дыханию.

— Я знал, что рано или поздно мы с тобой встретимся. Таково проклятие. Иначе и быть не может. Я лишь хотел, чтобы в этот момент он был рядом…

— Чтобы погиб он, а не ты?

Почему она легко об этом догадалась? Сын темного, тот, кто воспитывался со знанием собственной исключительности, узнав о том, что ему грозит опасность, должен был попытаться ее избежать. Это очевидно. И если есть еще один претендент на то, чтобы погибнуть, почему этим не воспользоваться?

Нет, Рафаэль не мог рассуждать иначе, не мог поступить иначе.

Его приемный отец держал парня при себе, зная, что рано или поздно судьба сведет его с нужной ведьмой.

Стоит ли удивляться, что Рафаэль поступил точно так же? Он хотел держать Мориса при себе, чтобы в нужный момент пожертвовать им и остаться в живых.

— Ты меня осуждаешь? — спросил он.

Маша пожала плечами. Агнесса точно не стала бы осуждать. Стоит ли осуждать человека только за то, что он хотел остаться в живых?

— И что было дальше?

— Я его нашел. И сразу же понял, что мой план летит к чертям. Тебе трудно будет понять, что это…

Наверное, ни одному из живущих не понять, что значит разделенная душа. Это ближе самого близкого родства. Он не просто похож на меня, он точно такой же. Мы не просто близки, мы одно. И я понял, что не смогу сделать ничего такого, что повредило бы Морису. И тогда я подумал, что когда придется решать, кем пожертвовать, уж лучше пускай ты примешь это решение. Потому что никто из нас не смог бы его принять.

— Но после что-то изменилось…

И снова она не спрашивала и уже догадывалась, каким будет ответ.

— Предсказание Тины. Это она посоветовала тебе держаться от меня подальше. И я понял: со мной ничего хорошего не выйдет, эта история обернется плохо для всех нас. А если останется он, все может получиться. Если вы будете вместе, все будет хорошо…

— Она могла ошибиться, Тина даже не видящая.

Маша не хотела, чтобы его слова оказались правдой, и готова была бороться с этой правдой до конца.

— Я знаю, что тебе нелегко это принять, — Рафаэль даже не стал с ней спорить. — Мне тоже было нелегко.

Но придется.

— Поэтому ты избегал меня?

— Тебе не следовало ко мне привязываться.

— Я не могла не привязаться к тебе. Неужели это не понятно? Я была привязана к тебе с первого дня, с того самого момента, когда тебя увидела.

Она снова перестала быть всесильной ведьмой, суровой и хладнокровной. Сейчас рядом с Рафаэлем сидела рыжая девчонка, которая навсегда прощалась с тем, кого любила. По ее щекам текли слезы, и она даже не трудилась их утирать.

— Это не настоящее, — тихо сказал Рафаэль. — Это морок. Он развеется, как только все будет кончено. Ты и не вспомнишь обо мне, — Рафаэль привлек ее к себе, провел рукой по волосам.

Она не вспомнит? Или это он не вспомнил бы о ней? Почему-то стало больно. Еще больнее, чем раньше.

— Я что-нибудь придумаю, обязательно.

— Ты несколько сотен лет пыталась что-нибудь придумать, и это лучшее из всего, что может быть.

— Нет, так не должно быть… И не будет. Я обещаю…

— Не нужно обещать. Особенно того, что ты не сможешь выполнить.

Темная крыша и звезды. Зябко.

Но Маше совсем не холодно.

Рафаэль обнимает ее. Или нет. Это она сидит, укутавшись в него, спрятавшись от ночной прохлады, от страха перед будущим, от всего мира. Она словно кожей чувствует, как сложно, почти невыносимо для него находиться рядом и держать ее в объятиях. Бережно, будто бы хрупкую статуэтку.

Едва ощутимая дрожь в его пальцах. И становится ясно — ему хотелось бы смести все запреты, сломать преграды, что он сам воздвиг. Сжать ее крепко — до боли, не выпустить из рук, сделать своей. Здесь и сейчас.

А еще становится ясно, что ей хочется того же.

Она слышит, как тяжелеет его дыхание. Ощущает, как сгущается воздух вокруг них. Понимает, что достаточно одного движения руки, касания губ, чтобы всё, что сейчас неимоверным усилием сдерживается, вырвалось наружу. Чтобы все случилось.

И больше всего на свете она хочет подать этот знак. И боится пошевелиться.

— Тебе нужно идти. Я хочу побыть один, — тихий голос, но он взрезает ночь. Он оглушителен. Он ранит в самое сердце.

— Да, конечно. Мне пора.

Она словно бабочка из паутины выбирается из объятий. Вырывается, теряя крылья. Она хочет уйти, не оглядываясь, — и не может. На мгновение задерживается на пороге и бросает прощальный взгляд.

И едва сдерживает слезы.

Тот, в чьих объятиях она тает, — ненастоящий. Это даже не он — иллюзия о нем. Он настоящий — другой.

Эгоистичный. Он способен идти по головам. Он готов заслониться кем-то от гибели. Это он угрожал ей в первый же день знакомства.

А тот, кто появился позже, — уже не он.

Это все приворот, морок, проклятие. Их общее проклятие — одно на троих.

О третьем участнике этого нечеловеческого клубка — о Морисе — она вспомнила с нежностью. А еще подумала, что он тоже не спит.

Не может спать. Он ходит по комнате, словно тигр в зоопарке — по клетке. От стены — к стене. И обратно.

И даже не пытается собраться с мыслями. Не пытается понять, что сейчас чувствует. Не пытается справиться с тем, что узнал.

Только сейчас Маша додумалась задать себе простой вопрос: почему Рафаэль торчал на крыше среди ночи?

На простые вопросы и ответы очевидные.

Потому что ему тяжело было бы находиться рядом с Морисом. Сейчас.

А вот Маша точно знала, где ей сейчас надо быть. Она быстро сбежала по ступенькам, пересекла двор, ворвалась в общежитие и взлетела по лестнице, благополучно миновав свой этаж.

Она ошиблась. Морис не ходил по комнате — он стоял у окна, бездумно глядя в звездное небо.

Когда Маша вошла в комнату, он лишь скользнул по ней взглядом, словно ничему уже не удивляясь.

— Он сказал тебе, да? Все, что услышал от видящей. Сказал сегодня?

Можно было и не спрашивать. Какая еще новость сделала бы Мориса таким потерянным?

— Так не должно быть, — даже эти слова дались ему с трудом. — Раф не должен… И ты… Нельзя, чтобы тебе пришлось…

Звучало не слишком понятно. Но Маша поняла.

И не нашлась, что ответить. В самом деле, что тут ответишь?