Бронислава Вонсович - Сорванная помолвка

День прошел как в тумане. Фьордина Каррисо несколько раз спрашивала, что со мной, я отговаривалась плохим самочувствием. Но она же целитель, ее такими словами не проведешь. Наставница хмурилась все больше и наконец спросила:

— Дульче, родители Бруно приехали?

— Да, фьордина Каррисо. Приехали и кольца привезли.

— Мне кажется, у вас что-то случилось, — проницательно заметила она.

— Нет, фьордина Каррисо, у нас ничего не случилось, — почти честно ответила я. — Просто я передумала выходить замуж.

— Передумала? Почему?

Рассказывать о том, что произошло вчера, я не стала. Слишком все это было унизительным.

— Мне еще учиться надо.

— Если таково твое желание, Дульче, — задумчиво сказала наставница, — почему нет? Я уже говорила, что могу попросить направление на обучение в Высшую Школу Целителей во Фринштаде.

— Да, фьордина Каррисо, я этого хочу.

Я даже попыталась улыбнуться. Но вспомнила, как это выглядело в зеркале, и согнала улыбку с лица. Нет, лучше спокойная твердость. Фьордина Каррисо не торопилась с ответом, странно на меня смотрела и думала о чем-то своем.

— Что ж, — наконец решила она. — Время еще есть. Если ты не передумаешь до окончания курсов, я напишу нужную бумагу.

— Не передумаю.

В этом я была твердо уверена. Нет такой силы, что заставит меня выйти замуж за непорядочного фьорда, каким оказался Бруно. Не нужен он мне. И даже если что-то внутри меня просто рыдает, что нужен, все равно не нужен. Потому что я — Кихано. Потому что выйти за такого, как Бруно, — предать в себе что-то очень важное. Такое, что уже ничем потом не заменить.

Но он так не думал. Лишь только я вышла из госпиталя после работы, Бруно, карауливший у двери, сразу ухватил меня под локоть и серьезно сказал:

— Дульче, нам надо поговорить.

С Бруно я разговаривать не хотела, но увидела выходящего Кастельяноса и не стала отвечать резким отказом, как поначалу собиралась. Бруно тоже его заметил, нахмурился и замолчал. Кастельянос недовольно на него посмотрел, сухо со мной попрощался и пошел от госпиталя, а мы остались стоять на крыльце.

— Может, пойдем к тебе? — неуверенно сказал Бруно.

— Нет, — ответила я, — в моей квартире мы разговаривать не будем. И идти с тобой я никуда не хочу. Что ты можешь сказать нового? Того, что уже вчера не сказал?

— Не будем же мы стоять у всех на виду?

Я вздохнула. Не хотелось с ним ни стоять, ни идти куда-нибудь, но время для отказа упущено, своим молчанием я дала согласие на разговор.

— Мы можем пойти в Льюбарре, — предложил Бруно, — в то кафе, где…

— Нет, в Льюбарре я не пойду.

— Тогда остается кафе «Рядом», — с подобием улыбки произнес Бруно.

Нельзя сказать, что прошедшая ночь далась ему легко. Глаза запали, линия рта стала жестче. А улыбаться получалось не лучше, чем у меня. На короткий миг мне стало его жалко, но потом я вспомнила, что он лгал, чтобы обелить себя и очернить меня, и нахмурилась. Но в кафе с ним пошла. За чай я заплатила сама, другого брать не стала, а занимать столик, ничего не купив, — это как-то неприлично. Мне сейчас было так плохо, что просто кусок в горло не лез.

Бруно взял, как и я, лишь стакан чая. Мы сели за столик, я сделала глоток из своего стакана. Какая гадость! Даже в госпитале его готовили лучше, а этот… Словно опилки запарили. Хорошо, хоть горячий. Но пить, не ощущая вкуса, не получалось. Я отставила стакан. Нужно побыстрее покончить с тем, ради чего сюда пришла.

— Бруно, я тебя слушаю.

— Дульче, моего согласия на помолвку бабушка не спрашивала, — начал он говорить, что я уже слышала вчера. — Она не извещала меня о поисках невесты, а просто поставила перед фактом. Я был против, понимаешь?

— А почему ты об этом просто не сказал своей бабушке? Она бы сообщила нашей семье, и я не ехала бы напрасно во Фринштад.

Он отвел глаза и ответил:

— Я не хотел обижать бабушку, она и так из-за меня пострадала.

— Получается, бабушку обижать нельзя, а незнакомую фьорду — можно? Почему ты лично не приехал на вокзал и не сказал, что не хочешь жениться? Почему прислал для такого деликатного дела приятеля-хама?

— Он мне не приятель. Дульче, я даже толком его не знаю.

— Вот как?

Я замолчала и отпила глоток невкусного чая. За время разговора он успел остыть и стал еще противнее.

— Да. Я просто просил встретить и настолько не понравиться девушке, чтобы она сразу обратно уехала.

— С ролью хама он справился просто замечательно.

— Да, в агентстве сказали, что это один из лучших столичных актеров, — мрачно подтвердил Бруно.

— Актер? Как это возможно?

Я растерялась. Неужели он посвятил во внутренние семейные дела совсем постороннего человека? Человека, которому нет никакого дела до чести ни их семьи, ни нашей? Мне вдруг вспомнилось, как этот актер предлагал мне пройти тестирование в ближайших номерах, и внутри все сжалось от ужаса и отвращения. А будь на моем месте другая, которая согласилась бы? А если Марита? Если бы она пошла на такое после того, как тот тип пообещал жениться и позаботиться о нашей семье? Что было бы потом?

— Мне показалось, что с таким поручением лучше справится тот, кто умеет сыграть любую роль, — продолжил Бруно.

Похоже, он просто не понимает, к чему мог привести его поступок.

— Я про встречу родителям ничего не говорил, — начал он оправдываться, — они сами решили, что бабушкина невеста была легкомысленной и меня бросила.

— Но ты же мог прекратить эти разговоры, просто рассказав правду. Неужели ты не понимал, что подобные пересуды порочат честь девушки, о которой тебя просила позаботиться твоя же бабушка?

Бруно явственно смутился и уткнулся взглядом в чай, к которому так и не притронулся. Конечно, что ему какая-то посторонняя фьорда, которую он надеялся больше никогда не увидеть. Главное — выглядеть в глазах своих родных этаким совершенством, каким он и мне казался до вчерашнего дня. У меня было такое чувство, словно со вчерашнего дня прошел не день, а несколько лет — настолько все казалось далеким и нереальным.

— Бабушка теперь со мной не разговаривает, — сказала я. — Это известие оказалось для нее очень тяжелым ударом. Ей и без этого досталось — в одиночку поднимала троих внуков, а я ей никак объяснить не могу, что все случилось потому, что у меня не оказалось денег на обратную дорогу.

— Дульче, а почему они тебе денег не дали?

Я посмотрела на него. Он не издевался, он искренне не понимал почему. Конечно, для него те крохи, что мне выделили, и деньгами-то не были, он привык жить на широкую ногу. Не мог представить, что кто-то вставал перед выбором — либо билет на обратную дорогу, либо гостиница. А еда в этот список вообще не попадала.

— Дали. Если бы экспресс уходил в тот же день, я бы уехала домой. Но когда он должен был прийти, денег бы не хватило на билет. Или пришлось бы ночевать на вокзале, — коротко пояснила я.