Борис Тюрин - Пленник (СИ)

— Интересная информация, — задумался принц, а София прикусила язычок: все-таки этот несуразный парень шатранский принц. А шатранцы никогда особенным миролюбием не отличались.

Хоть ворота и были распахнуты настежь, но стража была на месте. Сидящие на казенной скамье мужчины в форменной одежде преувеличенно равнодушными взглядами ощупывали проходящих мимо людей. София поежилась под одним таким подчеркнуто незаинтересованным взглядом: девушка почувствовала себя нагой.

Я ощущаю себя шпионом, — хихикнув, шепнул девушке Циоан.

София покачала головой: ведет себя, как мальчишка. Словно принц не понимает, что его запросто могут обвинить в шпионаже и упечь в тюрьму без каких-либо доказательств. Достаточно будет того, что парень выглядит как шатранец. И никто не станет проверять: принц он там или еще кто. Да еще и шныряет по городу в обществе переодетой девчонки.

Тут София ощутила, как Ционал с силой тянет ее за рукав. Она непонимающе уставилась на парня: тот бешено вращал глазами и подергивал головой влево. В той стороне, на каменной стене сторожевой будки, висело несколько старых, изрядно потрепанных временем и ветром, листков. На одном из них София вдруг углядела собственное изображение. Неизвестный художник изобразил девушку так, как она могла выглядеть еще в то беззаботное время, когда она жила в доме вдовы, и самым страшным для девушки были периодические набеги на городок головорезов под предводительством одноглазого Питера.

Вместо страха от того факта, что ее все еще ищут, София вдруг испытала острую тоску: по бесстрашному Питеру, который отдал за нее свою жизнь, по вдове Клваш, погибшей в пожаре… полковник… сколько еще будет жертв? Зачем она так нужна кому-то? Из-за того, что дружит с Хозяином?

Они продвигались в шумной толпе города. Циоан во все глаза смотрел по сторонам, а София просто задумчиво продвигалась вперед.

— Думаю, нам лучше здесь не слишком мелькать, — прошептал Ционан на ухо спутнице. — Посмотри, сколько здесь военных.

И правда, Арлейн прямо кишел людьми в военной форме: серо-голубая гамма с редкими красными вкраплениями отличительных знаков пестрела в глазах. София сглотнула: она вдруг почувствовала себя так, словно ее родной городок находится в самой гуще военных событий и сейчас осажден неприятелем.

Уже не прогуливаются по этим улицам разодетые дамы с кружевными зонтиками для защиты от солнца. И не принимают солнечных ванн степенные старушки, сидя с вечным вязанием перед настежь распахнутыми оконцами. Все окна наглухо закрыты ставнями, на многих дверях амбарные замки. В некоторых домах окна и двери вообще были тщательно забиты досками. Вдоль улиц множество нищих расположились кто где. Они тянули всех проходящих мимо за полы одежды и вымогали деньги.

— Контуженные, прокаженные, — мертвенно-бледными губами шептала София. — Откуда столько, ведь никакой войны еще нет.

— Вот то-то и оно, что еще нет, — мрачно хмыкнул посерьезневший Циоан. — Но она грядет, уж поверь мне на слово. Мир в твоем государстве так же стоек, как вот этот прохиндей, — принц кивнул на подвыпившего «одноногого калеку».

Тот, цепляясь за грязную палку, пытался устоять на одной ноге. Пятка другой, вполне здоровой, задорно выглядывала из прорехи в рубище. При этом нищий строил жалобную физиономию и тянул к ним свободную руку, считая, что господа заинтересовались его горем.

— Надо пробраться в гостиницу, где остановилась моя стража, — пробормотал Циоан, с яростью отдирая грязные руки псевдонищих от своей одежды и от растерянной Софии.

— Вообще не следовало сюда приходить, — со слезами на глазах шептала девушка.

Циоан, почувствовав себя защитником, уверенно продвигался вперед сквозь толпы военных, таща за собой плачущую Софию.

— Сегодня приедет генерал с проверкой, — услышали они совсем рядом раскатистый бас. — А у нас не хватает новобранцев!

— Значит, надо добрать, — ответил ему сухой каркающий голос.

София, которую тянул за руку принц, пролезла между двумя ухмыляющимися громилами и вдруг оказалась на круглой площади. Некогда именно сюда она каждый день приходила за хлебом. Прямо перед ней стояли два офицера: один невысокий, тощий, похожий на вяленую рыбу, а второй обычного роста, но просто невероятно толст. Оба смотрели на мальчишек, что неожиданно появились перед ними.

— Хватай этих, — отрывисто сказал вяленый.

Толстяк послушно схватил Софию и Циоана за воротники:

— Так сопляки же еще совсем!

— Не до жиру, — отмахнулся тот и пошагал в сторону лечебницы, по случаю переведенной в ранг гарнизона, так как только там было достаточно кроватей. А больных пришлось распределить по домам врачей и сестер, но того требовали государственные дела. Думая обо всех этих проблемах, офицер все больше раздражался: как не вовремя всегда приезжают эти господа от короля!

Толстяк вздохнул и, не обращая внимания на активное сопротивление мальчишек, потащил тех к небольшому деревянному домику оформлять новобранцев.

Из небольшой группы людей выступил маленький худой человечек с пронзительным взглядом белесых глаз. Он долго смотрел в сторону удаляющегося офицера, пока тот не скрылся за крашеной дверью, протолкнув предварительно внутрь Софию и Циоана.

Над пасмурным морем плыл сиротливый туман. Рыбаки привыкли к нему, точнее — не представляли себе иного начала обычного рабочего дня. Миндские морские туманы были издавна известны всем мореплавателям побережья. Рыбаки Минда воспринимали его, как неизменную составляющую своей жизни, в туман они уходили за добычей, а когда утренний бриз разгонял его, предварительно порвав в драные клочья, разворачивали лодки к берегу. Так было всегда, во времена отцов, дедов и прадедов. Так было и сегодня.

Лодки, одна за одной, шурша по шершавой гальке пропадали в молочном мареве. В нём же, как в грязной вате, гасли скрип уключин и плеск воды об склизкие борта. Все знали, что дальше, чем на полсотни шагов, друг до друга уже не докричишься. Рыбацкий промысел в Минде передавался по наследству, не отпускал своих, не принимал чужаков. Рыбаки чуть не с младенчества знали своё изогнутое побережье, особенности неровного дна, по одним им известным признакам придерживались границ морских угодий, принадлежащих разным деревням.

С незапамятных времён все придерживались негласного кодекса, делились добычей, пойманной в чужих водах, дружно гоняли посторонних, а когда их не было — дрались между собой, впрочем — до смерти никогда не доходило. В рыбацком деле каждый был мастером, знал своё дело, не нуждался в подсказках и понуканиях. В сплошном тумане лодки безошибочно выходили на заранее оговорённые места, забрасывали сети, выбирали поставленные вчера, словом — день начинался, как всегда.