Лолита Лопез - Захваченная Вишесом

— Пожалуйста, — взмолилась Хэлли и попыталась высвободиться. — Пожалуйста, Вишес.

— Нет, — он схватил ее за волосы, но не тянул и не причинял боли, просто давал понять, что ей не вырваться. — Смирись, Хэлли, и прими свое наказание.

Пока Вишес продолжал ее шлепать, она опустила взгляд в пол. Вскоре унижение и смущение от того, чтобы быть наказанной мужем, исчезли, сменившись чем-то новым. И это новое ощущалось почти…правильно.

На Хэлли в полную силу накатили все страдания, терзавшие ее на протяжении последних дней. Она задыхалась от уродства всколыхнувшихся эмоций. Ее тошнило от воспоминаний о том, как она разрезала человеку горло, а затем помогла Террору избавиться от тела, словно от какого-то мусора. Уткнувшись Вишесу в бедро, Хэлли зарыдала. От каждого болезненного вдоха у нее напрягались и горели легкие. Она совершила ужасный поступок и должна за него страдать.

Теперь ее ягодицы буквально пылали, но Вишес и не подумал остановиться. Хэлли кричала и умоляла, однако он не проявлял милосердия и нашел ритм, причинявший как можно больше мучений. И все же вина с болью продолжали бушевать.

Вишес остановился и погладил Хэлли сначала по пояснице, потом между плеч.

— Мы закончили? Ты простила себя?

— Нет, — ответ вырвался из горла уродливым рыданием. — Накажи меня, Вишес. Заставь меня страдать.

Он напрягся под ее телом. В следующий миг Вишес поднялся и перекинул Хэлли через плечо, как мешок картофеля. У нее болели ягодицы, но ей было мало. Вина так сильно сдавливала грудь, что становилось невозможно дышать.

Поставив Хэлли на ноги, Вишес быстро поднял ей руки и прикрепил к какому-то устройству. Она почувствовала на запястьях кожаные манжеты вроде тех, которые были на ней в первую ночь здесь. Они крепились большому кольцу на свисающей с потолка цепи. Вишес потянул за цепь, и Хэлли пришлось встать на цыпочки.

Но он еще не закончил. Заковав ее лодыжки в такие же манжеты, он широко раздвинул ей ноги и приковал их к маленьким кольцам на полу. Теперь Хэлли оказалась в крайне неустойчивом положении, и на мгновение паника пересилила вину.

Вишес ненадолго ушел, чтобы принести полотенце. Даже в столь ужасающий момент он был заботливым, вытирая с ее лица слюну, сопли и слезы, оставшиеся после громких рыданий. Отбросив полотенце, Вишес подошел к небольшому металлическому комоду на колесиках, напомнившему Хэлли кейсы для хранения инструментов. Он открыл ящик и достал две блестящие серебряные скрепки, соединенные между собой цепью.

При виде них Хэлли судорожно сглотнула. Той ночью в квартире генерала она видела на женщине такие штуки.

— Нет! — Хэлли попыталась увернуться, но не было никакого спасения. — Вишес, пожалуйста, не надо.

Он заставил ее замолчать карающим поцелуем.

— Ты просила об этом. Я даю тебе то, в чем ты нуждаешься, — наклонившись, Вишес облизал ее левый сосок и, посовав его, заставил затвердеть.

Он закрепил на нем одну из скрепок, и Хэлли с шипением попыталась извернуться. Быстро склонившись к ее правой груди, Вишес повторил свои действия.

Груди гудели, соски жгло, и Хэлли прерывисто вдохнула. Ухватив цепь между двумя зажимами, Вишес поднял ее к горлу Хэлли, однако натяжение оказалось слишком слабым. Он быстро исправил свое упущение и, разомкнув кольцо на ошейнике, закрепил цепь. Соски тут же сдавило, и они начали болеть.

— О! Нет!

— Тише, — Вишес поцеловал Хэлли в щеку. — Учись принимать боль, Хэлли. Прочувствуй ее.

Когда его слова пробились к затуманенному разуму, она сглотнула. Вишес уже стоял позади нее, и ей захотелось обернуться, но малейшее движение натягивало цепь, а вместе с ней и зажимы. Острая боль становилась чрезмерной, поэтому Хэлли предпочла стоять неподвижно.

Она услышала, как у нее за спиной открывается еще один ящик. Вишес снова что-то достал, и чем бы оно ни было, при каждом движении издавало странный звук. Почувствовав на ягодице первый удар, Хэлли громко ахнула.

— Это флоггер, Хэлли.

Теперь она знала название предмета, вот только оно ничуть не уменьшало боль от ударов. Первые были медленными, но тяжелыми. Широкие хвосты флоггера приземлились на измученную плоть с достаточно силой, чтобы Хэлли начала подрагивать. Ощущения были иными, нежели от ударов ладонью, но не намного хуже.

Пока Вишес не начал бить так сильно, что она прочувствовала каждый хвост. Вздохи Хэлли превратились в крики, но он хлестал ее по ягодицам снова и снова. Измученное поркой тело замирало от свиста рассекающих воздух кожаных ремешков. В попытках избежать ударов Хэлли приподнялась на цыпочках еще выше. У нее начали гореть мышцы рук и голеней, однако все попытки были тщетны. Она была привязана и вынуждена принимать свое наказание.

Мысленно Хэлли перенеслась в другое время, когда ее пороли. Тогда целью было унижение. Последующее обривание головы перед всей деревней отметило ее, как правонарушительницу и преступницу. Что еще хуже — то же самое наказание предусматривалось для проституток, пойманных деревенской полицией. После обривания каждый человек при виде Хэлли сразу же принимал ее за шлюху. Постепенно она научилась игнорировать презрительные и жалостливые взгляды. Она перестала обращать внимание на пересуды и довольствовалась тем, что знает о себе правду.

Наказание Вишеса чем-то отдаленно напомнило события прошлого, но боль от флоггера начала пересиливать вину. Тем не менее, Хэлли до сих пор чувствовала себя вывернутой наизнанку и терзалась ретроспективными кадрами роковой ночи. Горячая кровь, брызнувшая на ее руку, предсмертные хрипы умирающего человека. Хэлли даже могла почувствовать в своей руке ткань, которой стирала высыхающую кровь с пола гостиничного номера. Она закрыла глаза, и по ее щекам полились горячие слезы.

Хэлли зарыдала громко и надрывно. Уродливый плач, судорогами сотрясавший тело. Вишес позади нее бросил флоггер, и тот с громким стуком упал на пол. Однако наказание не закончилось. Хэлли знала, что сама еще не закончила. Обещанный катарсис никак не наступал.

Вишес запустил пальцы ей в волосы. Потянув за них, он заставил ее запрокинуть голову, отчего цепь натянулась вместе с ужасными зажимами. Хэлли задыхалась от боли, но Вишес утешил ее ртом. Он провел губами по изгибу ее шеи и коснулся подбородка.

— Я люблю тебя, Хэлли, — прошептал он ей на ухо.

Прежде чем она смогла ответить, Вишес отстранился и ударил ее по ягодицам чем-то жестким. Тростником, поняла Хэлли через секунду.

Она закричала от сильной острой боли, располосовавшей ее плоть.

— Нет! Нет!

Вишес дал ей короткую отсрочку, но потом снова ударил. На этот раз боль была сокрушительной и пересилила мучительное чувство вины. Физические муки прорвали плотину и смыли душевные страдания. Еще один удар тростником, и Хэлли повисла на цепях. Она уже почти не кричала и чувствовала странное облегчение.