Даринда Джонс - Одиннадцатая могила в лунном свете

— Люблю производить впечатление.

Прижав дуло к виску, он выстрелил. Тело, в котором он сидел, рухнуло, и теперь на земле лежало трое людей.

Задыхаясь, я упала рядом с ними на колени. Зачем стрелять? Мужчина и так уже был мертв.

И вдруг меня затрясло. Пока я сидела, ничего не понимая и глядя на тела, Эйдолон взорвался клубами дыма, отчего лопнули стекла во всех витринах поблизости, а бог закружился вокруг меня, пытая втиснуться внутрь.

Каждую клеточку затопило ослепительной болью, родившейся в груди и распространившейся по всему телу. Во мне рвались сухожилия и ломались кости. Я не могла дышать. Глаза ничего не видели. Эйдолон пытался разорвать меня изнутри, причем сосредоточился на сердце, словно что-то там искал.

Схватившись за грудь, я попыталась вдохнуть, но легкие превратились в застывший цемент. Уже начиная терять сознание, я почувствовала Рейеса волной могучей яростной силы.

Пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь пелену агонии, я моргнула и подумала, что у меня начались галлюцинации. Рейес преобразился и в моих затуманенных глазах стал похож на ангела. Вот только ничего ангельского в Рейазиэле нет. Огромные черные крылья. Мощное тело. Крепкие мускулы, перекатывающиеся под кожей от каждого движения.

Он поднял меч и нанес молниеносный удар.

В попытке перегруппироваться Эйдолон рассеялся и закружился спиралями.

Держась за грудь, я глотнула огромный глоток воздуха и вдруг осознала нечто важное. Все, что я испытывала, вся боль и страх были лишь от человеческой части меня. От маленькой, крошечной, как песчинка, частички.

Всю меня Эйдолон еще не видел. Что ж, придется показать.

Мутная масса, бывшая Эйдолоном, развернулась к Рейесу, чем, похоже, очень порадовала моего мужа. Он опустил голову и посмотрел на туман исподлобья, а долю секунды спустя Эйдолон бросился в атаку.

Злобный бог собирался сражаться с Рейесом одной чистой энергией, но, едва добравшись до него, дернулся назад, словно двигаться дальше ему не давала цепь, на которой он сидел.

От удивления Эйдолон принял почти человеческий облик и оглянулся на меня. Если у тумана может быть удивленный вид, то, наверное, именно так он сейчас и выглядел.

Я засунула руку прямо в темную муть, туда, где масса была больше всего. Он хотел сделать со мной то же самое, когда атаковал мое сердце — самую мою суть.

Одним быстрым движением я вырвала из тумана его сердцевину — того самого монстра, который охотился на мою дочь. И съела. Проглотила одним куском. Потом впитала остатки и впала в какую-то эйфорию, возникшую в ответ на то, как молекулы бога вплавлялись в мои.

Рейес наблюдал за всем без намека на удивление, а когда я ни с того ни с сего превратилась в желе, успел меня подхватить, и его лицо оказалось в паре сантиметров от моих глаз.

Я восхищенно коснулась пальцами огромных крыльев, а потом вспомнила о девочке с ее дедушкой и… о Шоне. Не говоря уже о куче прохожих. Попали ли они кому-то из нас под горячую руку?

Мы с Рейесом вернулись в осязаемый мир, и я вскочила на ноги. Вся улица была усеяна ранеными людьми. Прямо на дороге лежала какая-то женщина. Из нее фонтаном била кровь, а из шеи торчал осколок стекла. Другие кричали и разбегались в разные стороны. На лицах виднелись следы крови, но в целом серьезных травм не было.

Я присела рядом с Шоном. Он лежал на девочке, словно хотел ее защитить, вот только глаза его неподвижно смотрели в небо.

Я коснулась лица Шона. Сначала исцелю его, потом девочку. А после займусь женщиной и всеми остальными. Только пожилого мужчину мне уже не исцелить. Как только бог занял его тело, там вряд ли осталось то, что можно вернуть.

— Это запрещено, — послышался знакомый голос.

Оборачиваться я не стала. На меня уже давила совместная энергия Михаила и его шпионов вкупе с энергией нескольких пришедших на подмогу ангелов. Дышать было почти невозможно.

— Они погибли из-за сверхъестественного дерьма и заслуживают, чтобы им вернули жизнь.

— Тебе дозволено вмешиваться, только если душа еще не освободилась. Не покинула свой сосуд и не вошла в Царствие Отца.

Я встала и повернулась к архангелу.

— Они умерли не по естественным причинам. Вина за это лежит на боге. На всех нас.

В руках Михаила появился меч.

Рейес достал свой, а черные крылья медленно сложились за широкой спиной.

— С тобой у нас разногласий нет, Рейазикин.

Рейес алчно улыбнулся:

— Еще как есть.

— Ты забыла, где твое место, — снова обратился ко мне Михаил. — Здесь ты всего лишь жнец. У тебя нет права пользоваться божественными силами в мире, где уже есть свой Бог. Это… — Он посмотрел вверх, словно подыскивал подходящее слово. — Это нечестно.

— А мне плевать.

— Ты согласилась на эти условия, когда стала здесь порталом.

— Я не соглашалась на то, чтобы Иегова стирал мои воспоминания, — возразила я, высасывая из пальцы аргументы, чтобы найти хоть какую-то лазейку.

— Вообще-то, соглашалась. Ты заключила сделку. Иегова отсылает мятежника в твою тюрьму, а не в ад, который Он создал для него, а ты до конца отведенного срока служишь порталом на земле.

— Ага, Мэлдисан говорил то же самое. Но зачем отнимать у меня воспоминания?

— Знания о том, откуда ты родом, могли повлиять на твои обязанности.

— Каким макаром?

— Отец считает это испытательным сроком. Если ты не сможешь подчиняться Его законам, тебя изгонят из этого мира. Лучший способ убедиться, что ты следуешь правилам, — забрать у тебя память о том, кто ты и что совершила. В своем измерении ты сотни тысяч лет вела войну, из которой вышла победителем. Да, ты утверждала, что жаждешь мира, но все-таки победила. И эти знания могли повлиять на решения, которые ты принимаешь здесь. Точно так же, как они влияют сейчас. — Меня затрясло от злости, и Михаил добавил: — К тому же, это была твоя идея.

От недоумения я нахмурилась:

— С чего мне так поступать с самой собой?

— Знаешь ли ты, что делает война с живым существом, пусть даже таким могущественным, как ты? Остаются мучительные воспоминания. Возможно, ты такая, какая есть, потому что у тебя нет этих воспоминаний. Возможно, ты хотела забыть о том, как поступала ради вкуса победы.

— В смысле? А как я поступала?

Подошел Рейес и взял меня за локоть.

— Это не моя забота. Меня заботят лишь твои поступки в этом мире. В том числе твое решение вернуть душу, что уже освободилась и покинула свой сосуд. Это запрещено.

— Эти люди не погибли бы, если бы их не убил Эйдолон. А значит, эту ситуацию нельзя регулировать обычными правилами.

— Не тебе это решать.

— Значит, — я присела совсем рядом с девочкой, — если я верну этих людей, меня изгонят?

— На веки вечные.

От ярости меня опять затрясло, да так, что застучали зубы.