Агрипина Тумбочкина - Феникс императора [СИ]

— Но почему?

— Почему? Ты другая! Я Содзи, рожденная стать фениксом, всю жизнь готовилась к перерождению. Для меня это великая миссия приносить людям мир и покой, — разговаривала она эмоционально, при этом, двигаясь с нечеловеческой гибкостью, извиваясь всем телом, — Ты же… — она, кажется, захлебнулась собственной яростью, — тебя не должно быть в этом мире! Но это случилось, у меня появился антагонист, моя полная противоположность!

— Да неужто? — меня порядком утомило ее красноречие с заламыванием рук.

— Не веришь? — она уставилась на меня стеклянным немигающим взглядом, — сегодня вечером состоится твоя аудиенция у императора, а он человек властолюбивый, поверь мне, он уже придумал, как с твоей помощью расширить границы империи. Ну и конечно, он не сможет не обойти своим вниманием такую экзотическую внешность, как у тебя.

Она так и сочилась ядом, а я все прикидывала, как поскорее выставить ее отсюда с наименьшим сопротивлением.

— И что же ты предлагаешь? — после моих слов она оживилась, перестав корчить из себя ядовитую тварь.

— Я предлагаю тебе бежать, — она подняла руки вверх, соединив кончики пальцев, и крутанулась вокруг себя.

— Логично, но вот беда. Куда? Я мир ваш не знаю.

— Я помогу. Видишь ли, наш мир, принимая феникса, не бросает его на произвол судьбы, а наоборот всячески помогает, стоит лишь задать цель или направление движения, — она задумчиво перебирала висящие на поясе бусины, раскачиваясь из стороны в сторону.

— С чего такая забота?

— Мне не нужны соперницы… здесь, — уклончиво ответила Содзи.

— Ну, хорошо, а как я из-под стражи сбегу? — спросила я, выразительно глядя на вход.

— Об этом не беспокойся. Сегодня сразу после представления императору возвращайся сюда, я все устрою, — она качнула головой и собралась уходить.

— Погоди, — сказала я, мучительно думая, стоит ли ее спрашивать, — Скажи, а кто такой этот Ним Дракон?

Реакция, последовавшая на мои слова, оказалась, мягко говоря, странная. Содзи сильно побледнела, большие синие глаза сузились. Она сжала губы и процедила:

— И когда только успела?! — холодная ярость так и хлестала из нее, но она больше не произнесла ни слова, резко развернулась и ушла. А я еще долго не сводила глаз и дверного проема, гадая, что же это все-таки было?

Для сна уже было слишком поздно, а для бодрствования слишком рано. Не зная чем себя занять, я встала с кровати, прошлась вдоль ширмы, робко выглянула за то, что могло бы называться дверью, оценила боевой дух стражников, убедившись их невозмутимости и верности службе.

Отчего-то вдруг стало грустно и тошно, вспомнился мой маленький мир, заключенный в грустной однокомнатной квартирке, неподалеку от парка. О старом коте, который, как вещь в себе, приходил когда хотел и также уходил. За него я не переживала, он не так уж зависел от меня, но нам вместе было так хорошо забывать про наше одиночество. Там все имело свое значение, каждое действие становилось отточенным оттого рутинным, и я все чаще задумывалась о другой жизни, где много солнца и движения. Где все иначе… Домечталась.

Тяжело вздохнув, я отлепилась от стены и подошла к узким стрельчатым окнам, они оказались забраны тонкими пластинами узорчатого дерева, сквозь которые просвечивалась темная зелень сада. Небо еще хранило следы серых сумерек, но и те уже почти отступили нежно голубому утру. Солнце еще видно не было, скорее всего, оно всходило с другой стороны.

Я отошла от окна и осторожно заглянула в зеркало. Как хорошо, что изменился только мир вокруг, а я осталась прежней. Улыбнувшись бледному отражению в зеркале, я заметила что волосы, предоставленные после водных процедур сами себе закудрявились, чего я им не позволяла последние несколько лет, упорно укладывая в ровное каре и только сейчас отметила, что жаркое лето, проведенное в деревенской глуши, оставило рыжеватые блики на русых волосах.

Но что-то все же настораживало в собственном лице, какая-то мелкая деталь совсем незаметная. Ах, точно! Шрам, на правой брови полученный в нежном возрасте после падения с качель, бесследно исчез. Странно…

Я не понимая, что делаю, распахнула полотенце и недоумевающее посмотрела на абсолютно гладкую кожу на животе, а ведь мне год назад вырезали аппендицит! Кажется, я действительно сгорела в том костре и родилась заново.

Завернувшись снова, я с досадой подумала, как неудобно ходить в полотенце. Вернулась к кровати и легла, мне показалось, что я всего лишь на секундочку прикрыла глаза, а когда открыла их вновь, увидела крадущиеся по полу солнечные лучи и сидящую на полу Мао. Она что-то тихо мурлыкала себе под нос, а в руках у нее сновала туда сюда иголка.

— Доброе утро, — тихо сказала я, на что Мао повернула свое хитрое личико и таинственно сообщила:

— Уже день. Вы так сладко спали, а я не решилась будить вас, — она отложила шитье и подошла ко мне. В руках у нее оказался сверток темно-серой отливающей зеленью ткани. Она встряхнула его и протянула мне, — я пока не закончила ваше платье моя госпожа, оденьте это, оно не такое богатое, но подойдет к цвету ваших глаз.

— Как здорово! А я уж думала никогда мне не избавиться от этого полотенца.

Сей, ненавистный предмет полетел прямиком в дверной проход, к чести стражником они не издали ни единого звука возмущения.

Платье было пошито на манер халата, длинные рукава закрывали даже кончики пальцев, но по его внутренней стороне от локтя шел разрез. Полы платья запахивались на груди, а завязки продевались по бокам, оборачивались вокруг талии и завязывались бантом сбоку.

Мао стояла напротив меня, затаив дыхание, ее глаза так и лучились от удовольствия. Я не удержалась и расхохоталась, так потешно она выглядела.

— Спасибо, Мао! Оно чудесное, — я покрутилась вокруг себя, а юбка взвилась колокольчиком и облепила ноги, как только я остановилась. Мао взяла меня за руку и потянула в сторону зеркала.

— Что я там не видела? — упорно сопротивлялась я, но Мао имела такой воодушевленный вид, что я сдалась и заглянула в глянцевую гладь.

— Вы такая красивая, — сказала Мао, — как солнышко!

— Скорее как гнилое яблоко, — скривилась я, зеркало всегда показывало мне одно и тоже отражение, с небольшими вариациями на тему одежды. Но то ли солнце другого мира делало свет более мягким, то ли красивое платье действительно могло изменить любую женщину, в этот раз я просто не стала отрицать — отразившаяся девушка могла полноправно называться интересной.

Мао оценила мое обескураженное лицо, удовлетворенно кивнула каким-то своим мыслям. Тут мне пришел в голову один интересный вопрос.

— Мао, а просвети меня насчет женской одежды. Нет, ты не подумай, что я тряпичница, дело совсем не в этом… — я поймала взгляд Мао и замолкла.