Eve Aurton - Теряя себя

— Ничего, — для пущей убедительности мотаю головой, смотря куда угодно, только не в его глаза. Объектом моего внимания становится дверь, ведущая в столовую, как раз за спиной Рэми, который начинает медленно подниматься, вновь попадая в поле зрения.

— Ты не умеешь врать, девочка, — он доходит до меня за несколько шагов и, возвышаясь каменной глыбой, опирается о дверь руками по обе стороны от моих плеч. Не ускользнуть и не уйти от разговора. Мне приходится повернуть голову в сторону, так близко он склонился, в этот раз задевая кончиком носа мой подбородок и делая глубокий вдох. — Можешь не говорить, Адель была здесь, — Господин вновь шипит, опуская голову и обдумывая решение. Мышцы его плеч напрягаются и сам он становится похож на натянутую тетиву, готовую сорваться от одного движения. Не говорю ни слова, боясь его реакции, лишь часто дышу, пытаясь справиться с паникой, нарастающей по мере того, как тишина накапливается в комнате и начинает сдавливать грудь. — Это она сделала? — имея в виду колени, спрашивает он, а я не хочу выдавать ее, отчетливо вспоминая расправу в столовой. В конце концов, она не угрожала мне и не причинила существенного вреда.

— Нет, я упала. Сама, — говорю это как можно более твердо и на удивление выдерживаю тяжелый взгляд Хозяина, прощупывающего мои эмоции. Сейчас он похож на собаку-ищейку с разницей лишь в том, что собака ищет улики, а он истину.

— Что ж, хорошо, Джил. Je vais m'en occuper, [13] Je vais m'en occuper. - фр. Я разберусь с этим. — его зрачки расширены, и сам он будто не может надышаться, все вгоняя и вгоняя в себя воздух, окутавший нас. Мне даже становится неловко, пока я не понимаю, в чем причина.

Мои окровавленные колени, сейчас почти касающиеся его ног. И, подтверждая мои догадки, он шепчет:

— Запах твоей крови возбуждает голод, будь аккуратней, — вижу, как под действием инстинкта искажается его лицо, и Рэми глухо рычит, почти наваливаясь на меня и утыкаясь носом в изгиб шеи. Не могу пошевелиться, ощущая его влажные губы, целующие кожу; язык, ведущий дорожку вверх, к линии челюсти; прохладные ладони, задирающие подол платья и по-свойски сжимающие бедра. Мне остается лишь прикрыть глаза от удовольствия, смешанного, впрочем как и всегда, с толикой страха, ведь передо мной не обычный мужчина, а древний вампир, имеющий власть над моей жизнью. Именно этот факт вызывает щекочущее чувство внутри, возбуждающее еще сильнее — знать, что ты в его власти, что он сильнее тебя, сильнее многих в этом мире. Знать, что в сравнении с его бесконечной жизнью моя жизнь выглядит хрупким хрусталем, который может рассыпаться от одного небрежного движения, и верить в то, что он этого движения не сделает.

Не сделает ведь, да?

Я так хочу в это верить и, наверное, это ошибка каждой, кто был в его доме.

— Ma chère petite, moi seul ai le droit de faire du mal à toi, [14] Ma chère petite, moi seul ai le droit de faire du mal à toi. - фр. Моя милая девочка, только я имею право причинять тебе боль. — выдыхает он, все продолжая ласкать меня и незаметно стягивая короткий рукав платья вниз. Не придаю этому значения, принимая его поцелуи на обнаженном плече как одну из прелюдий, и судорожно вдыхаю, ощущая его руку, спускающую с меня трусики. Получается не очень, и Рэми издает гортанный рык, отрываясь от плеча и разрывая кружево обеими руками. — Больше никакого белья, Джиллиан, я запрещаю носить его в моем доме.

Ахаю от неожиданности, когда он напирает на меня всем телом, вжимая в дверь и давая прочувствовать свое возбуждение, и тянусь к его губам. Сама. Сгорая от нетерпения и мысленно умоляя его войти в меня, заполнить собой и унять пожар внутри. Меня не волнует, что мы занимаемся этим прямо в холле, что в любой момент нас могут заметить, Мадлен, к примеру, что мои колени до сих пор в крови, и я выгляжу распутной девкой, готовой раздвинуть ноги в любом месте, потерявшей всякий стыд и желающей лишь одного: его ласк, пусть даже смешанных с болью.

Болью, что причиняет мне Господин, прокусывая плечо и одновременно входя в меня одним глубоким толчком. Он подхватывает мою ногу под коленом, предоставляя себе лучший доступ, и начинает двигаться, слизывая струйки крови, скользнувшие вниз, на ключицу.

— Только я, никто больше, — не понимаю, о чем он, и запрокидываю голову вверх, наслаждаясь движениями внутри меня. Голова идет кругом, и, когда Хозяин перестает терзать плечо, кровь беспрепятственно стекает вниз, впитываясь в ткань платья на груди. Опять это кровавое безумие, как в самый первый раз, только сейчас намного ярче, потому что я не одурманена алкоголем, не нахожусь в полу-гипнотическом состоянии. Чувствую каждое его прикосновение, поцелуй, толчок. Чувствую, как ему тяжело сдерживаться, и улыбаюсь тому, что он это делает ради меня, только для того, чтобы я смогла кончить.

Он такой сильный, что с легкостью поднимает меня за ягодицы и, держа на весу, входит максимально глубоко, заставляя меня выгнуться и прикусить губу от внезапности ощущений. Цепляюсь за его плечи и позволяю управлять моим телом, таким послушным в его руках.

Его подбородок в моей крови, как и губы, как и белая рубашка, испорченная безвозвратно, наверное.

Предчувствую наступление оргазма и напрягаюсь, проклиная телефон, так не вовремя зазвонивший. Настойчивая трель раздается по холлу, перекрывая его шумное дыхание и мои глухие стоны.

Только не останавливайтесь, Господин, я так близко.

Наверное, он читает это на моем лице, потому что подается чуть вперед и, прижимая меня к двери, высвобождает одну руку, продолжая удерживать на весу другой. Пробирается ею между нами и, чтобы закончить начатое, ласкает клитор, вызывая волну сильного оргазма и мой благодарный стон. Он кончает сразу за мной, под трель проклятого телефона, и отпускает меня на дрожащие ноги, стремительно поправляя брюки и проводя ладонью по волосам.

В несколько шагов достигает телефона и, перед тем как взять трубку, делает глубокий вдох, чтобы хоть как-то выровнять дыхание.

— Слушаю, — он говорит это официально строгим голосом, пока я поднимаю остатки кружева и прижимаю их к ране, которая уже почти перестала кровоточить. Перед глазами немного плывет, но я ясно вижу, как напрягается спина Рэми, и сам он выпрямляется, смотря куда-то в стену. Кладет трубку, все продолжая стоять в той же позе и смотреть в ту же сторону, а потом поворачивается ко мне в пол-оборота, и я понимаю, что случилось что-то серьезное, что-то, что стерло с его лица остатки удовольствия, испытанного лишь секунды назад. Непроницаемо холодный, вернувший былую статность, он безразлично смотрит на меня, при этом думая совершенно о другом. — У тебя есть полчаса на сборы.

— Что-что-то случилось? — мямлю, боясь попасть под его пугающе властное спокойствие, въевшееся в него.