Екатерина Гичко - Тяжесть слова

— Ну как тебе? — она сняла картуз и тряхнула короткими волосами.　

Волосы были безжалостно и не очень аккуратно обрезаны. С такой прической у нас бегали все деревенские мальчишки.　

— Что это? — наконец спросила я.　

Она тихо и очень счастливо рассмеялась и бросилась к кровати прямо на колени.　

— Маменька отпустила меня, — шепотом произнесла она.　

— Куда? — не понимала я.　

Глаза сестры были опьяняюще счастливыми.　

— Она отпустила меня посмотреть мир. Поездить по разным местам… — по ее глазам было видно, что она еще не могла прийти в себя от радости. — Я не ожидала, что она согласится. Но она разрешила. Сказала, что пусть хоть я проживу жизнь, так как хочу.　

Откуда-то из глубины поднялась удушающая волна счастья, словно это не Дарилла, а я исполняю свою мечту. На моем лице расползлась глупая счастливая улыбка. Дарилла, казалось, стала еще счастливее, увидев мою радость.　

— Я конечно не одна еду, — поспешно и шепотом рассказывала она. — Это очень опасно, я все же девушка. Поэтому маменька настояла, чтобы я замаскировалась под мальчика. Волосы, конечно, жалко, но ничего, отрастут, — небрежным тоном заявила она. — Со мной идет Ерха. Он раньше, по молодости, много шатался по свету. Он будет моим дядькой, а я его племянником. Маменька дала мне с собой денег и кулон. Я с ним смогу в банке взять еще денег с ее счета, если понадобится. Я даже не знала, что у нее есть свой счет. Для всех остальных я отбыла на обучение в монастырь Всепрощающей матери. Даже батюшка с сестрами правды не знают. А уезжаем мы сегодня, прямо сейчас. Я попрощаться пришла.　

Тут ее голос стал совсем тихим и грустным. А лицо расстроенным. Я подалась вперед и, обняв за плечи, притянула к себе.　

— Будь очень осторожна, — тихо давала наставления я. — Деньгами не светите, старайтесь быть незаметными, в сомнительные авантюры не влезайте, и постарайся не связываться с плохими людьми. Карты взяла?　

Она хлюпнула носом.　

— Взяла, — а затем с поспешной горячностью добавила. — Я тебя обязательно навещу. Не знаю когда, но через год-полтора обязательно навещу. Арш обещал, что разрешит мне погостить у вас, — а затем вдруг расплакалась. — Я буду так скучать по тебе и переживать…　

Я рассмеялась.　

— Зачем переживать обо мне? Думаешь, наагасах позволит, чему-то случиться со мной?　

— И все же… — она всхлипнула. — Ты, пожалуйста, будь с ним терпеливее. Он, правда, будет стараться, чтобы тебе было хорошо. Он просто еще не знает, как это сделать, поэтому будет много ошибаться. Ты не обижайся на него. И попробуй сделать его счастливым.　

Счастливым? Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Сделать кого-то счастливым. Я ведь никогда не думала об этом. Я часто думала о собственном благополучии, но никогда о том, что кого-то можно сделать счастливым. Мне вдруг стало противно самой себя. Чего я жду от него, если не готова что-то дать в ответ. Я испытала потрясение, которое даже слегка затмило мою радость за сестру. Прожить столько лет и не дойти до такой простой истины, что, если хочешь что-то получить, будь готов дать что-то взамен. Дарилла, которая прожила меньше меня, оказалась куда мудрее.　

— Спасибо, — искренне произнесла я, благодаря за открытую мне истину.　

Дарилла еще долго целовала меня и сквозь слезы постоянно повторяла, что она меня очень любит и что мы обязательно встретимся. А я гладила ее по голове, лицу, трогала ее ладони, с легким удивлением отдавая ей свою ласку в ответ на заботу обо мне. И это было странное, удивительное ощущение. Разум продолжал упорно твердить, что все могут предать, время меняет всех и, возможно, я в ней разочаруюсь. Но впервые я оказалась глуха к нему. Это очень легкое чувство, когда ты просто принимаешь чужие эмоции и отвечаешь на них. Не закупориваешься в броню равнодушия, а отвечаешь. От этого в животе возникает щекочущее ощущение, в груди странная легкость и просыпается легкое возбуждение, сродни тому, что возникало у меня при поцелуях наагасаха.　

Дарилла ушла. А я продолжала лежать и глупо улыбаться. Я слышала, как приходил король. Он церемонно прощался с наагасахом. Когда он зашел, чтобы сказать мне слова прощания, я притворилась, что сплю.　

Через два часа все были полностью готовы к отъезду. Наагасах помог мне спуститься вниз. Во дворе нас провожали отец, мачеха, сестры и множество слуг. Практически всё пространство занимали два паланкина: один наагашейдисы, другой наагасаха. Все колесницы во дворе не поместились. Часть уже была за воротами. С удивлением я отметила, что вокруг наагашейдисы охрана стояла плотным кольцом. Наги были хмуры и встревожены. На нее пытались напасть?　

Перед тем, как залезть в паланкин, я в последний раз бросила взгляд на замок, который все эти годы был своим домом. Сердце сжалось. Мне было жаль покидать это место, которое я знала, как свои пять пальцев, где прошло мое детство. В одном из окон я заметила принцессу. Она поспешно отошла вглубь комнаты, только занавеска качнулась.　

Внутри паланкина оказалось множество подушек. Наагасах помог устроиться мне, накрыл шерстяным одеялом, которое было тут же, а сам лег рядом, разложив хвост по всему оставшемуся пространству. Паланкин качнулся, я почувствовала, как нас поднимают вверх, а затем появилось мерное покачивание, указывающее на то, что мы тронулись в путь. Наагасах развешивал по углам тусклые светящиеся шары. А я смотрела на его профиль.　

Слова Дариллы не шли у меня из головы. Я не могла полностью ему довериться. Какая-то часть меня была решительно против того, чтобы так стремительно изменить свое отношение. Но он заботился обо мне, так почему бы не отдать ему свою заботу?　

Я осторожно протянула руку и погладила его по ладони. Он удивленно посмотрел на меня. Я едва не отдернула руку, но вместо этого, боясь передумать, вцепилась в его пальцы.　

— Мне… захотелось прикоснуться… — неловко оправдалась я.　

На его лице появилось замешательство. А затем глаза радостно вспыхнули. Но он поспешил прикрыть их веками, словно не хотел, чтобы я это поняла.　

— Прикасайся, — как можно равнодушнее разрешил он.　

Я присела и, не отрывая взгляда от его лица, потянулась к его хвосту. Погладила теплую гладкую чешую. Он смотрел на меня напряженно, но я видела, что ему нравится. Он старался этого не показывать, словно опасался, что проявление удовольствия меня спугнет. А мне неожиданно понравилось эта его радость. Так приятно стало на душе.　

Я легла обратно, подползла ему под бок и крепко обняла, закрыв глаза и приготовившись спать. Хотя я была так сильно напряжена, что сомневалась в том, что смогу уснуть. Его рука медленно легла мне на поясницу, а лицо уткнулось в мои волосы, и он довольно засопел. И я вдруг с воодушевлением подумала, что, возможно, у нас все сложится хорошо.