Екатерина Гичко - Тяжесть слова

Раньше его всегда немного забавляло, как его дед, бледный и виноватый, ползал перед дверью и царапал стены от безысходности. Сейчас он готов делать то же самое. Из-за двери раздался глухой стон. Наагасах побледнел еще больше и покачнулся. Он знал, что роды — это больно. Но одно дело знать, а другое дело это видеть. Как он вообще мог поступить так со своей женщиной? Заставить пройти ее через подобное? А ведь его бабка родила восьмерых. От этой мысли у него перед глазами потемнело.　

Она там уже долго мучается. А вдруг это ее убьет? Эта мысль постоянно его терзала. И зачем ему нужен был этот ребенок? Перед глазами встала жена. Такой, какой она была в последнее время. Маленькая, круглая, бесконечно улыбчивая и мягкая. Она так ждала этого ребенка, так радовалась, когда он двигался внутри.　

Три недели назад с ним говорил дед. Он, видимо, пытался подготовить его к тому, что его ждет. И старался отговорить присутствовать при родах. Потом с ним говорил отец на ту же тему и опять пытался отговорить от присутствия при родах. Он пошутил, что это уже традиция. Наагашейд пытается отговорить своих сыновей от этой глупости, те его не слушаются, а потом сыновья пытаются отговорить уже своих сыновей и зятьев от этой ошибки. Но никто никогда не слушается.　

Раздался надрывный плач ребенка. Наагасах вздрогнул и стек по стенке на пол. Там он и сидел, пока дверь не отворилась и в коридор не выглянула девчушка, помогающая наагалейе Рушане. Обнаружив его на полу, она ничуть не удивилась.　

— Вы можете войти, — сказала она.　

Встать он смог не с первого раза. Хвост дрожал, его ощутимо вело из стороны в сторону. В комнате был полумрак, у кровати суетились три молоденьких нага, тоже помощники наагалейи. Сама наагалейя стояла немного в стороне со свертком в руках. Он быстро нашел глазами свою жену. У нее был измученный вид, лицо покрыто испариной, под глазами большие темные круги.　

— У вас родился сын, — сообщила ему наагалейя.　

Он столько времени ждал рождения своего ребенка, а сейчас и слышать про него не хотел.　

— Как она?　

Похоже, отсутствие интереса к собственному отпрыску, наагалейю не удивил.　

— Все прошло отлично, — сказала она. — Сейчас ей нужен покой и отдых.　

Струна ожидания внутри, наконец, ослабла, и он растер дрожащими ладонями свое лицо.　

— Вы не хотите подержать своего сына?　

Аршавеше недоуменно посмотрел на нее, а потом до него дошло. Да, сын… Он медленно пополз вперед. Когда он оказался по другую сторону кровати, то увидел глаза Таюны. Они лихорадочно блестели, и она не сводила пристального взгляда со свертка в руках наагалейи.　

— Отдай мне его, — потребовала она.　

Ее глаза горели в полумраке, на пальцах появились когти.　

— Материнский инстинкт кошки, — пояснила наагалейя. — Ребенка придется ей отдать, как можно скорее. Быстрее, наагасах.　

Он осторожно принял на руки шевелящийся сверток. И замер. Там было чудо. Маленькое, с крошечным хвостиком пока белесого цвета, малюсенькими кулачками и темным пухом на голове. Мальчик, сын… Как он потрясающе пах. На губах возникла неуверенная улыбка. Он вспомнил, как Таюна недоумевала, как они определяют пол младенца. Там же паховые пластины все скрывают. Вот как это можно не понять? У них же разные пластины.　

Малыш завозился и распахнул глазки. Наагасах вздрогнул от неожиданности, и улыбка сползла с его лица. Глаза его сына были совершенно черные, как у его дяди Риалаша. Он прижал сына к груди одной рукой, а второй развел в стороны пеленки. На кончике хвоста обнаружилась пока еще мягкая костяная пластина. Но больше всего его поразили шишечки на локтях и плечах младенца. Слишком много признаков утерянного рода.　

Похоже, что-то такое отразилось на его лице, потому что Таюна забеспокоилась. Она перевернулась на бок, игнорируя уговоры помощников лекаря, которые приводили ее в порядок.　

— Отдай! — снова потребовала она.　

Возникло ощущение, что она сейчас обернется и бросится.　

— Нужно отдать ей ребенка, — сказала наагалейя, — она может броситься.　

— Но я отец…　

— Наагашейду это не помогло, — безоговорочным тоном сообщила наагалейя. — У нее сейчас обострены все инстинкты. Скажите спасибо, что она вообще еще просит. Наагашейдиса после своих первых родов просто молча обернулась и бросилась. Тогда она прокусила наагашейду хвост.　

Он подполз к кровати и положил ребенка рядом с женой. Она тут же жадно осмотрела его и легко, словно крылом птицы, прикоснулась к хвостику, к шишечкам на локтях… А затем бросила на присутствующих упреждающий злой взгляд.　

— Он красивый!　

Наагасах улыбнулся, широко и искренне.　

— Он очень красивый, — согласился он.　

— Один из самых красивых детей, что я видела, — не стала спорить наагалейя.　

Таюна слегка успокоилась. На ребенка она смотрела с таким восторгом в глазах. Аршавеше опустился на пол рядом с кроватью.　

— Таюна, дорогая моя, тебя нужно привести в порядок, — мягко начал уговаривать он.　

— Давай, с ребенком посижу я, а наагалейя займется тобой.　

Таюна зашипела и прикрыла обожаемого сына рукой.　

— Ты меня любишь? — тихо, с улыбкой спросил наагасах.　

На ее лице появилось растерянное выражение.　

— Если любишь, то дай мне ребенка. Ненадолго. Я буду сидеть рядом с тобой.　

На ее лице появилось жалкое выражение, губы затряслись, глаза повлажнели. Она убрала руку, но смотрела так, словно он забирает у нее все самое ценное. Наагасах принял сына на руки, наагалейя с помощниками тут же взялись за дело. Через пятнадцать минут Таюну привели в порядок, постель перестелили, и наагасах вместе с сыном лег на кровать рядом с ней. Она сразу прижалась к его боку и требовательно потянула сверток на себя. Успокоилась только тогда, когда сын оказался на ее груди. А наагасах лежал рядом, гладил ее по волосам и улыбался тому, как хитро он у нее выудил признание в любви.　

Больше книг на сайте - Knigolub.net