Марта Брокенброу - Игра в Любовь и Смерть

— Заплатки в багажнике, — сказала она, стараясь говорить деловито. — В оранжевой банке. Я пока поставлю запасные колеса, а потом мы заклеим те, которые я сниму, хорошо?

Работая, она по привычке начала напевать.

— Что это за песня? — спросил Генри.

— «Легкая жизнь» Билли Холлидей. Слышал ее?

— Нет, но она мне нравится.

Флоре в голову пришла безумная идея, которую было неловко озвучить.

— Могу тебя потом научить ее играть, — предложила она. — Если хочешь, конечно. Может стать твоим первым выученным номером.

Последовала долгая пауза, и Флора засомневалась. Не сказала ли она глупость?

— Конечно, — кивнул Генри. — Ничего ведь не случится.

***

Закончив с колесами, они поехали в «Домино» и вместе поднялись по ступенькам.

— Днем все по-другому, — заметил Генри, снимая шляпу.

Поначалу Флора не поняла, что он имел в виду, говоря «все». Их двоих? Их общение? Странная легкость ночи бабушкиной смерти исчезла. Потом Флора догадалась: он имеет в виду клуб.

— Люди и музыка добавляют атмосферы. — Флора обошла Генри, чтобы включить в зале свет.

— Честно говоря, мне так больше нравится. Появляется ожидание чего-то захватывающего. — Он остановился у подножия лестницы, и Флора обернулась. — Это место хочет, чтобы его наполнили.

Флора радовалась тусклому освещению. Она положила перчатки на стол и взобралась по ступенькам в кулисы, где стоял контрабас Грэди. Генри положил шляпу рядом с ее перчатками и последовал за ней.

— Я возьму. — Он привычно поднял инструмент и понес на сцену.

— Значит, первые аккорды... — Флора набрала в грудь воздуха, словно готовясь нырнуть в озеро. — Я не распелась, но как-то вот так. — Она пропела ноты мелодии. — Малый минорный септаккорд от ля, потом уменьшенное трезвучие от ми...

Генри проверил, настроен ли контрабас, и начал играть, подстраиваясь под Флору. Она пела медленно, сначала тихо, распеваясь и следя за тем, чтобы Генри успевал. Он время от времени поднимал на нее глаза и вновь возвращался к инструменту, переставляя пальцы левой руки на грифе, а правой водя смычком по струнам.

— Ты поешь не в полную силу, — заметил он. — Почему?

— Я распеваюсь.

— Нет, я имел в виду вообще. Думаю, ты могла бы вкладывать в песни больше души. — Он улыбнулся, давая ей понять, что это лишь наблюдение, а не упрек.

Флора подняла руку, словно отгораживаясь от него. Они прошли куплет, и на припеве она решила попробовать петь в полную силу, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. А потом так и продолжила петь, как раньше в «Домино». Да, делать это под аккомпанемент только одного инструмента было непривычно, но Генри играл очень хорошо, извлекая звуки из нескольких струн одновременно. У него настоящий талант. Он умел соединять ноты в мелодию, время от времени импровизируя, и впервые со дня их встречи Флора почувствовала, как раскрывается ее душа. Больше всего ее удивило то, что петь так было намного легче — она просто позволяла каждой ноте жить своей жизнью. Флора чувствовала ноты в груди, в голове и, наконец, везде.

Заканчивая последнюю строчку, она услышала шаги. Кто-то приближался. Не один человек, судя по нестройному топоту. Она мысленно выругалась, увидев, кто пожаловал в клуб: мистер Поттс и его подельники, а с ними полицейский.

— Простите, дяди еще нет, — сказала она и поспешила к ним, намереваясь выдворить визитеров, пока Генри не догадался, кто они.

— Мы пришли не к вашему дяде. — Мистер Поттс устремился к ней.

Они встали посреди зала. Полицейский подошел к ним и взялся за свисавшие с широкого ремня наручники.

— Мы пришли к вам, — продолжил мистер Поттс. — По поводу взятки, которую вы не так давно предложили. Как выяснилось, это противозаконно. Вы, дорогая моя, нажили себе кучу неприятностей.

Флора почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Они ее поймали. Клуб бы закрыли, если бы она тогда не заплатила. А теперь они все равно ее арестуют за дачу взятки. Генри пока молчал.

— Это несправедливо, — запротестовала Флора, отдергивая руки от полицейского, но сразу поняла, как глупо это прозвучало. — Пожалуйста. — Она отступила на полшага назад и поняла, что Генри стоит за ее спиной. Посмотрела полицейскому в глаза, потом перевела взгляд на нагрудный знак. Дж. Уоллес-младший. — Ладно вам, детектив Уоллес, мы просто не поняли друг друга.

— Мисс Саудади, — вмешался мистер Поттс, — мы действуем в интересах закона, а вы представляете угрозу обществу. — Он бросился на нее.

— Это просто нелепо! — Она отшатнулась, и Генри встал между ней и инспектором.

— Можно это как-то разрешить? Прошу, не арестовывайте ее. — Он нерешительно добавил: — У меня есть связи...

— Что ты говоришь, парень? — поинтересовался мистер Поттс. — Предлагаешь нам взятку? Угрожаешь? Поверь мне, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Нет, ничего подобного. — Генри взял Флору за руку, и она стиснула его пальцы.

— А-а-а, теперь я вижу, — ухмыльнулся инспектор. — У молодого человека есть потребности, и иногда он находит неприемлемые обществом возможности их удовлетворять. В этих местах такое пока еще не нарушает закон, но является позорным. Но вы же не захотите лишиться из-за этого головы, фигурально выражаясь. Черномазая шлюха вроде этой...

В полумраке мелькнул кулак Генри, раздался удар, и мистер Поттс схватился обеими руками за нос. По пальцам потекла кровь.

— Ты сломал мне нос! — провыл он. — Как пить дать, сломал!

Мужчины схватили Генри. Уоллес, так и не проронивший ни слова, по крайней мере аккуратно застегнул наручники на запястьях Флоры. Генри же подобного отношения не удостоился. Когда их бросили на заднее сидение полицейской машины, под глазами Генри лиловели фонари, а нижняя губа была рассечена.

— О Генри, — ужаснулась Флора. — Мне так жаль.

— Да все нормально, — улыбнулся он. — Целиться эти парни не умеют, по носу так и не попали.

Флора не смогла улыбнуться в ответ на шутку. На заднем сидении было достаточно просторно, и они не касались друг друга, но ей хотелось приложить лед к его опухшему лицу, смыть кровь с губы чистой влажной тряпочкой, а потом поцеловать Генри в лоб и извиниться за то, что вовлекла его в свой мир грубости, несправедливости и частых унижений. Она отвернулась к окну. В небе плыли кучевые облака. Скоро снова начнется дождь.

Генри промычал себе под нос первые аккорды разученной песни.

— Мы к ней еще вернемся, обещаю. Однажды.

Лоб Флоры запылал. Рассерженная тем, что так легко попалась в ловушку, она похрустела пальцами и покрутила руками в наручниках, не зная, что дальше предпринять. Внезапно она вспомнила мамины перчатки, вместе со шляпой Генри оставшиеся лежать на столе. Черт. Без перчаток ее руки казались неприлично голыми. Перчатки не только скрывали цвет ее кожи и давали возможность появляться на публике пристойно одетой. Они имели другое, более важное значение. Флора попыталась убедить себя, что это просто перчатки, что тепла маминых рук в них уже давно нет. Флора, изо всех сил пытаясь сохранить спокойствие, откинулась на спинку сидения.