Марта Брокенброу - Игра в Любовь и Смерть

— Конечно, однажды вернемся, — ответила она.

Покосившись на Генри, она пожалела, что позволила горечи просочиться в голос.

— Флора, не прекращай верить, — взмолился Генри.

Они прибыли в участок. Уоллес вывел из машины сначала Генри, затем Флору. Они миновали стайку голодных детей, что шатались около участка.

— Ну-ка, кыш отсюда, — велел Уоллес. Детишки разлетелись кто куда, словно сухие листья.

— Мне бы хотелось воспользоваться правом на звонок, — сказал Генри.

— Всему свое время. — Уоллес отвел Флору в камеру и расстегнул наручники. Кровоток начал восстанавливаться, запястья заныли. Дверь захлопнулась. Камера была маленькой, темной и грязной, с дыркой для туалета в полу и продавленной койкой.

Укладываясь на тонкий матрас, Флора поняла, что ей никто не предложил кому-то позвонить. Не то чтобы это имело значение. Бабушка мертва. Шерман на другом конце штата закупает спиртное у своего недорогого поставщика и не вернется до самого вечера, да и все равно ни у него, ни у других музыкантов нет телефонов. За ней некому прийти.

Сначала бабушка. Теперь вот это. Больше всего на свете Флора хотела уснуть, на время забыть всю скорбь мира, но сон не шел. В камере было сыро и плохо пахло — полная противоположность небесам. Где-то в сумраке жужжала муха. Флоре не хотелось думать, что та ест. Она попыталась представить себя в самолете, оставляющей прежнюю жизнь позади, но ничего не получилось. Она прислонилась к шершавой влажной стене и попробовала отрешиться.

И тут до нее донесся голос Генри. Он пел. Прежде ей никогда не приходило в голову, что он тоже умеет петь. Его голос как будто был создан для ее ушей. Флора подвинулась ближе к решетке, чтобы слышать лучше.

Песня была незнакомой, но Флоре она тут же показалась родной, как собственная кожа.

Однажды. На памяти Флоры это слово всегда было связано с неизбежностью смерти, собственной и всех, кого она любила. «Однажды» всегда внушало ей страх. Но эта песня позволила ей взглянуть на это слово под другим углом, под которым оно несло меньше боли.

С каждым куплетом горе по бабушке, ярость на сложившееся положение, вина перед Генри понемногу меркли. Флора могла бы вечно слушать эту песню, купаться в ее волшебстве. Но этому не суждено было случиться. Размеренное хлопанье в ладоши и стук каблуков по бетону разрушили очарование. Генри оборвал строчку.

— О нет, не останавливайся из-за меня, — донесся до Флоры резкий голос.

Она присмотрелась сквозь прутья решетки. Сердце сжалось при виде суровой девушки, которая приходила с Генри в «Мажестик». Если, оказавшись в тюрьме, он позвонил именно ей, она что-то для него значит. В принципе, логично. Она красива. Выглядит образованной. С правильным цветом кожи. Она — то, что ему нужно.

Флора это понимала, но хотя союз с этой девушкой сулил Генри счастливую жизнь, Флора завидовала темноволосой незнакомке, потому что та могла иметь то, что Флоре недоступно, и быть той, кем Флоре никогда не стать. Хуже того, незнакомка узнает, что Генри унизили по вине Флоры. Она будет осуждать Флору, и правильно сделает.

Девушка остановилась перед камерой Генри.

— Поздравляю. После выплаты залога у тебя осталось двенадцать центов. Как здорово, что твои деньги меня никогда не интересовали.

Генри что-то тихо ответил, Флора не разобрала слов.

— Ты, должно быть, шутишь, — ахнула девушка.

Еще одна неразборчивая реплика Генри.

— Ты сумасшедший. Понимаешь ведь, что скажут Торны?

— Хелен, пожалуйста. Не говори им, почему я здесь оказался, умоляю. Когда закончишь, пожалуйста, забери Итана из школы и довези до его машины, чтобы он за мной приехал. У него есть деньги, и он не станет возражать, что я взял «кадиллак». Прошу... Ради меня.

Флора затаила дыхание, жалея, что не знает, о чем они говорят.

— Весьма странный способ просить меня об услуге, Генри. Что мне до этой девицы? И я совершенно точно не стану обещать хранить твою тайну. Разве что ты дашь мне что-то взамен.

Последовала долгая пауза, но Флора не осмеливалась выдохнуть. Потом Генри снова что-то прошептал, и Хелен безразлично ответила:

— Ладно. Ты сам роешь себе могилу.

Флора, больше не пытаясь скрывать неприязни к Хелен, пожелала, чтобы с неба на голову этой сучке свалилось пианино. Смерть от клавиши си-бемоль.

И тут внезапно Хелен в сопровождении охранника выросла перед камерой Флоры и бросила:

— Не стой столбом.

— Прошу прощения? — Ради Генри Флора попыталась замаскировать свое отвращение. — Что происходит?

Охранник позвенел ключами, и Хелен объяснила:

— Генри ведет себя как круглый дурак. У него хватило денег на залог только для одного арестованного, а поскольку он джентльмен — что меня в нем восхищает, — он выбрал тебя. Но если тебе тут хорошо, я могу попробовать еще раз воззвать к его разуму.

Флора чувствовала себя животным в зоопарке. Отвращение, казалось, было осязаемым.

— За мной придут, — сказала она.

— Что-то я сомневаюсь, — фыркнула Хелен. — Сейчас или никогда. Решай.

Слишком уставшая, чтобы как следует все обдумывать, Флора согласилась.

— В клубе есть деньги на залог для Генри. Если ты меня туда отвезешь, я за ним вернусь.

— Какой замечательный план, спасибо, что поделилась, — съязвила Хелен.

«Смерть от клавиши си-бемоль». Флора готова была отдать королевство в обмен на падающее с неба пианино.

Камера Генри была последней на пути к выходу. Генри бросился к решетке, но полицейский быстро вывел Флору на улицу.

— Я вернусь за тобой! — крикнула она, уходя. — Обещаю!

Но после этого все будет кончено. Придется сказать ему «прощай». Неважно, что она к нему чувствовала, как сильно привязалась. Если продолжить, она испортит ему жизнь, если уже это не сделала.

Выходя из участка, Хелен помахала полицейским, словно навещала их со светским визитом.

— Увидимся!

Солнце в небе дало Флоре понять, что время перевалило за полдень. Она пропустила утреннюю смену на аэродроме. Флора чувствовала себя не в своей тарелке, когда надолго разлучалась с самолетом, пусть капитан Жирар и с пониманием отнесся к ее отсутствию. Вдобавок она не подготовила «Домино» к открытию, поэтому сейчас придется носиться в мыле. Нельзя допустить, чтобы все рухнуло.

— Сколько нужно денег? — спросила она.