Эдриан Феникс - В крови (ЛП)

Вскакивая, Хэзер толкнула его со всей силы. Лайонс оступился, начал размахивать руками, чтобы удержать баланс, перешагивая толстые шипастые плети, вьющиеся по полу.

Данте схватил его обеими светящимися руками и сбил с ног. Голубой свет закрутился вокруг Лайонса, проходил сквозь него, излучался из его открытого рта и шокированных глаз цвета моря. Пистолет выпал из его рук в грязь и превратился в черепаху с черным панцирем, что поползла под кресло.

Хэзер попятилась от лучей света, окружающих Данте и Лайонса. Лайонс извивался, как канат или как лакричные конфеты, в руках Данте, его руки обвили тело, лицо менялось. Лайонс кричал, звук был окрашен болью и слепой яростью животного.

Энергия трещала в воздухе подобно молниям, поднимая волосы Хэзер на голове и руках. Давление нарастало внутри дома, упиралось в стены. Уши ее заложило, и она вздрогнула, шевеля челюстью. Смесь запахов озона, горящих листьев и кладбищенской грязи ударила в ноздри.

Дом содрогнулся. Зигзагообразные трещины поползли по стенам и потолку. Повалилась штукатурка. Окно в передней части дома разбилось вдребезги, осколки его превратились в мерцающих голубых кристаллических светлячков, улетевших сквозь порог в ночь.

Песнь Данте пульсировала сквозь Хэзер, темная, дикая и убитая горем, ее ритм вибрировал в ее сердце, проникал внутрь. Она смотрела на него, не могла оторвать взгляд, не хотела отрывать взгляд.

Данте закрыл глаза и задрожал. Боль промелькнула на его бледном лице. Два голубых языка пламени ударили из его ладоней; один прошел сквозь тело Афины, другой промчался по комнате, чтобы пронзить ее безликого отца.

Мертвое тело Афины заволновалось, как если бы в нем не было костей. Оно поползло сквозь голубые плетеные заросли, как растопленная ириска, вплелось в спиралевидную растянутую форму ее брата. Легкие, как пух, и горячие, как ириска, тела сплелись. Близнецы стали одним целым.

Охваченный в кольцо голубого пламени, Уэллс перелетел через куст с красными ягодами, что когда-то был диваном. Одна его тапочка зацепилась за ветку и осталась там висеть, словно потемневший на солнце лист. Он прижимал отрезанную голову к испачканной кровью груди, как ребенок в кровати прижимает плюшевую игрушку.

Уэллс объединился со своими детьми, обвиваясь вокруг и вплетаясь внутрь, его плоть была растягивающейся и эластичной. Отрубленная голова выскользнула из его рук и словно маска села на его пустое лицо. Только теперь это была голова молодой женщины с дрожащими блондинистыми волосами, упругой кожей и приоткрытым ртом.

Они поднялись в воздух, купаясь в холодном голубом огне, трехликий комок плоти. Руки и ноги тянулись следом пернатыми хвостами. Глаза блестели на триедином существе со сплетенным телом. Вращающиеся рты хором пели: «Триединая…»

Одна из толстых балок на потолке сломалась и пронзила крышу. Огромный кусок штукатурки упал на пол в шаге от Хэзер.

Дом продолжал трястись и содрогаться. С громким треском кусок другой потолочной балки и часть потолка обрушились на диван.

Хэзер вскочила, пол под ней сотрясался и шел волнами.

Глаза Данте открылись, узнавание мелькнуло в его взгляде.

— Catin, — сказал он шепотом, полным страдания. Голубые языки пламени, горящие вокруг него, исчезли, словно погашенное ветром пламя свечи.

— Триединаясвятаятроицатриединаясвятаятроицасвятаясвятаясвятая… — пело триединое существо свой многоголосый гимн, быстро скользя в сторону темного коридора.

Передняя дверь распахнулась и застыла в кривом проеме. Свежий запах хвои, дождя и кордита ворвался в комнату. Вон остановился, усердно стараясь удержать свой баланс, пока дом разваливался на части, он смотрел на поющее триединое существо Данте.

— Святые угодники, — прошептал бродяга, засовывая браунинги в кобуру.

— Да уж, — согласилась Хэзер дрожащим голосом.

Она поползла к Данте. Сев на колени рядом с ним, она убрала назад волосы с его лица, легко скользя пальцами по щеке и виску; его кожа пылала, жар, исходивший от него, обжигал ее. Уши с сережками-кольцами были наполнены кровью. Это испугало ее, и сильно.

— Данте? Батист?

Он поднял голову. Глаза больше не светились золотом, радужные оболочки теперь были насыщенно коричневыми и окружали расширенные зрачки. Она обвила его рукой за талию и потянула.

— На ноги, Батист. Нам нужно уходить.

Все больше окон взрывались облаками осколков стекла. Кирпичная кладка крошилась под тяжестью. Балки превращались в щепки. Обломки валились на пол.

— Я разберусь, куколка, — сказал Вон. — Нужно убираться.

Хэзер поднялась на ноги.

— Вместе, — сказала она.

Наклонившись, бродяга схватил руку Данте и перекинул его через одетое в кожаную куртку плечо. Выпрямившись, он посмотрел на Хэзер:

— Шевели задницей, женщина.

Заметив рядом с дверью спортивную сумку Энни, Хэзер схватила ее, выбираясь сквозь деформированный дверной проем, Вон следовал по пятам.

***

Когла Вон проследовал за Хэзер за порог и вышел во двор, обхватив рукой бедра Данте, он услышал сквозь дождь знакомый звук — взмахи крыльев. Ниточки облегчения теплом пронеслись по нему.

Значит, в конце концов с Люсьеном все хорошо. После того, что он почувствовал от Данте, и того, что тот отсутствовал, он опасался худшего. Потому что, закрыта связь или нет, Вон знал, что Люсьен прилетит на помощь к сыну, даже если придется перелететь и океан, и время, и сам ад.

<���Где, мать твою, ты был?> — послал Вон, останавливаясь и поворачиваясь.

Мысль вернулась обратно, неуслышанная. Его облегчение испарилось. Смахнув с глаз капли дождя тыльной стороной ладони, он посмотрел на чернокрылую фигуру, стоящую между елей.

Не Люсьен. Она захлопала крыльями, смахивая капли дождя обратно в ливень. Ее длинные черные волосы взвились в воздух, глаза блестели, как золотые звезды. Промозглый воздух испарялся на ее коже.

— У нас мало времени, — сказала она поспешно музыкальным голосом. И вышла из-под деревьев. — Другие уже в пути. Отдай мне сына Люсьена, и я смогу его спрятать.

Слова Люсьена четко прозвучали в глубокой памяти Вона: Охраняй его от Падших, llygad. Охраняй его от них, как ни от кого другого.

Когда Вон потянулся левой рукой под куртку за оружием, дом взорвался.

И гигантская раскаленная ладонь прижала его к земле.

Дамаск, Орегон

25 марта

Данте жестко ударился плечом о землю, а потом катился, подпрыгивая по влажной траве, пока не врезался в дерево и не остановился. Яркие пятна вспыхнули перед глазами, и боль замерцала жаром в его голове.

Люсьен…

Je t’aime, mon fils, toujours.

Голоса напевали и шептали, и требовали, жужжали из разрушенных глубин на спинах опаленных огнем ос.