Ким Харрисон - Игры немертвых (ЛП) (др. перевод)

Скривившись, я открыла духовку и вытащила последний противень с печеньем. Мои брови нахмурились от голоса Трента в святилище, и я намеренно повернулась к нему спиной, когда мужчина зашагал дальше по коридору.

— Почему ты не сказала мне, что мистики все еще в тебе! — закричал Трент.

Пораженная тем, что он повысил голос, я развернулась, держа противень с печеньем в руке. Он все еще был в старой одежде, его брюки слегка помялись и две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, показывая легкую поросль на груди. А закатанные на разной высоте рукава придавали ему беззащитный вид, даже когда он уставился на меня и кончики его ушей покраснели от гнева.

— Может, теперь крикнешь еще громче? — спросила я, со стуком опуская противень на стойку. — Не думаю, что за две улицы отсюда тебя услышали.

Трент вошел внутрь, встрепанный и расстроенный. Из его кармана торчала ручка, и я угрожающе подняла свою лопатку, когда он потянулся ко мне, словно собираясь встряхнуть. Мистики зажужжали, ближайшие собирались во мне и, вероятно, почувствовав это, Трент остановился. Он опустил взгляд на печенье, затем он посмотрел на Дженкса, расположившегося на занавесках над раковиной.

— Ты еще не ходила… — начал он, я покачала головой и, сжав губы в линию, стала отковыривать печенье с противня.

— Еще нет, — ответила я, кладя сладости на охладительную решетку. — Айви после полудня тренируется с Ниной, а я жду заката, чтобы Дженкс и Биз могли пойти с нами.

Злясь от того, что мне приходится рисковать ими всеми ради того, к чему они не имели никакого отношения, я с силой ковырнула печенье, и оно вылетело с противня и упало на пол. Я в разочаровании отбросила лопатку.

— Почему ты здесь?

— Ты не можешь идти в Безвременье с осколками Богини внутри! Знаю, я сказал, что это единственный путь, но мы можем придумать что-то другое. Что, если тебя увидит Тритон?

Я смотрела в его глаза, видела морщинки беспокойства в уголках его глаз, и от этого вида злость во мне утихла.

— У нас нет времени на что-то другое, — ответила я, чувствуя холод внутри. — Кроме того, если я смогу сохранить это между мной и Алом, все будет в порядке. Он меня не выдаст. Он потеряет все.

Но капля страха задержалась во мне. Я видела ненависть Ала к эльфам. Его эмоции не отфильтровывались через поколения, они были свежими. Боль была его собственной, а не прошедшей историей.

И все же он любил Кери…

— Со мной все будет хорошо, — сказала я, поднимая печенье с пола и выбрасывая его в мусорку. — И это тебя совершенно не касается.

— Это не справедливо, — сказал Трент, и я наклонилась к нему через стойку.

— Да. Это. Так, — я сделала медленный вздох, злясь, хотя знала, что он принял правильное решение. Мы оба приняли. — Мистер Каламак.

Шаркнув ботинками, он сел с почти незаметным вздохом. Он искоса посмотрел на меня. Я слышала, как пикси играют в саду. Если бы не сирены и слабый запах горящего здания по другую сторону реки, это мог быть почти нормальный день. Медленно всплыло воспоминание о том, как мы с Трентом делали печенье. Напряжение ослабло, и я снова стала перекладывать печенье на охлаждающую решетку. Воспоминание было не совсем реальным в том смысле, что мы на самом деле это делали, поскольку я была заперта внутри своего разума, а Трент пытался освободить меня, но он тоже помнил об этом, так что, наверное, оно было настоящим. Поцелуй впоследствии точно был.

— Твоя аура белая, — сказал Трент, не глядя на меня. — Сколько?

Он повернул голову и у меня перехватило дыхание.

— Я все еще могу спросить это, не так ли?

Я подтолкнула печенье, чтобы оно лежало вровень с остальными.

— По-разному. Если я встаю на линию, удушающе много. Прямо сейчас не так. Всего несколько голосов. Они узнали тебя по компьютеру. Поздравляю, тебя удостоили чести быть надежным единичным числом. Предлагаю тебе воздержаться от ношения кепок.

— Гм… — его замешательство было внезапным и осторожным, и мне удалось криво улыбнуться.

— Они признали тебя, как личность. Они не были уверены в этом, когда увидели тебя через компьютер. Они часто где-то блуждают, и мне становится легче.

Блуждают, а потом возвращаются с озадаченными друзьями, бомбардирующими меня видениями, мыслями и вопросами о вещах, происходящих за мили отсюда. Знать, что происходит по всюду было невероятно, божественно. Я схожу с ума и думаю, мне это нравится.

Крылья Дженкса загудели, и он перелетел с карниза на охлаждающееся печенье.

— Если вы не собираетесь ругаться, то я полечу спасать твою лошадь от моих детей, — сказал пикси и с радостной пыльцой, причина которой осталась мне непонятной, стремительно вылетел в сад.

Трент посмотрел ему в след, и с разочарованным видом перевел внимание на колдовские котлы над стойкой.

— Я поклялся, что никогда не назову то, что ты хочешь сделать, плохой идеей, — проговорил он, его низкий голос притягивал меня. — Но это не стоит риска. Рэйчел, посмотри на меня!

Я отложила лопатку и повернулась к нему лицом, между нами были печенье и тысяча невысказанных слов.

— Почему ты здесь? — спросила я тихо.

— Ты не можешь позволить демонам увидеть тебя с мистиками внутри. Даже Алу, — сказал он, и меня пронзил страх. — Ты не понимаешь глубины их ненависти к нам. Особенно сейчас, когда десяток детей, переживших Роузвуд, растут в безопасности. Демоны знают об их существовании. Они просто игнорируют их, пока их нейронные сети не созреют.

— Я спросила, почему ты здесь? — спросила я вновь, задержав дыхание, когда Трент поднялся на ноги.

— Рэйчел, твоя аура белая от мистиков, — сказал он, и я не отстранилась, когда он взял меня за локоть. — Они не дураки. Они поймут. Они запомнят. Они ненавидят Богиню.

— Тогда, возможно, они знают, как остановить ее, — проговорила я, отнимая локоть. — Помощь от демонов — лучший вариант, что у нас есть. Так что это еще более трудный выбор — зачем сейчас что-то менять?

Выдохнув, Трент наклонился ближе, и меня накрыл запах корицы и вина.

— Я хочу, чтобы ты притормозила, — сказал он. — Мы можем разобраться с этим. Поход к Алу не единственный вариант; он проще для всех, кроме тебя.

И слова передали его внутренний страх.

— Я больше не могу делать то, что проще. Это слишком тяжело для моей души.

В его словах крылась опасность, и я отвернулась, чтобы поставить пустые противни в раковину.

— Ты женишься, — произнесла я, стоя спиной к нему. — Ты потерял право голоса в том, что я делаю.

Сжав губы, я развернулась.

— Так почему ты все еще здесь?

— Я приехал вразумить тебя, — ответил Трент. — И я не уйду, пока не буду уверен, что ты не собираешься этого делать.

В висках застучало, и я посмотрела вниз. Откуда-то пришла мысль, что мои ноги слишком длинные, чтобы быть красивыми.