Лесса Каури - Стрекоза для покойника (СИ)

Комната была просторной, с большим окном, выходящим во двор. Под окном стоял диван, у стены ореховый трехстворчатый шкаф, явно старинный, рядом письменный стол из современных и, совсем уж ни к чему, черное офисное кресло. На полках вдоль торцевой стены теснились книги с разноцветными корешками.

— Ну как? — поинтересовалась Анфиса Павловна. — Подходит девушке с мужским именем?

Лука ступила в комнату осторожно, как кот на чужую территорию. Ощущение, шедшее от стен, ей понравилось — здесь было спокойно и светло, и дело вовсе не в тихих соседях и достатке освещения!

— Подходит! — она выглянула в окно. — Только, Анфиса Павловна, вы мне говорите, пожалуйста, что нужно для вас сделать, потому что я не знаю — что!

— Конечно, буду говорить, — заулыбалась старушка. — Когда переедешь-то?

— Да прямо сейчас и перееду! — Лука вышла в коридор и вернулась со своим рюкзаком. Бросила его кожаный ‘стул босса’. — Вот, переехала!

Брови Анфисы Павловны впервые поползли вверх. Однако она ничего не сказала, лишь махнула рукой, зовя за собой.

— Ванная… Вот эту полочку можешь занимать, а сюда полотенца вешать. Туалет… ну здесь как при коммунизме всё общее. Моя комната.

Комната хозяйки не уступала размерами предыдущей. Под окном стояла кровать на металлических столбиках с шишечками в навершиях. На ней — белое кружевное покрывало и три уложенные друг на друга подушки, накрытые дивной красоты накидушкой, вышитой по всей поверхности гладью. Такими же салфетками, на которых цвел волшебный сад, были укрыты поверхности двух массивных комодов, стоящих рядом. В простенке между узкими шкафами висело зеркало в старинной деревянной раме, под ним, на тумбочке, стояли иконы и лежали церковные свечки. Пахло чистотой и немного — нагретой солнцем пылью.

— Ключи, — Анфиса Павловна положила в ладонь Луке связку, — деньги на продукты, список, что нужно купить. Я — консервативна, продукты одни и те же пользую. Так что список не выбрасывай, покуда наизусть не выучишь.

Лука молча смотрела на нее и думала, как хорошо, что бабулька оказалась такой простой и сложной одновременно. Но сложность её лежала где-то за гранью, там, куда Лука заглянула пока одним только глазком, а вот простота была здесь — в этих ключах и списке, в чистенькой комнатке, пахнущей благородной старостью, в неожиданных ремарках.

— Чего глазеешь, иллюминация? — засмеялась Анфиса Павловна.

— Пакет дайте… для магазина! — смутилась Лука и пошла доставать из рюкзака тапочки, подаренные ей Муней.

Непорядок в доме в обуви ходить!

Несмотря на ершистый характер Луки и спокойно-язвительный Анфисы Павловны, соседки зажили душа в душу. Пожилая дама, действительно, оказалась неприхотливой — она любила свежие продукты, в основном, кисломолочные, чистые полы и… дорогой алкоголь.

Когда Лука с первой получки купила банку красной икры, сервелат в нарезку и бутылку вина, Анфиса Павловна с доброй улыбкой отобрала у неё бутылку и поставила под мойку, к мусорному ведру. После чего достала из буфета нехилую круглую бутыль, украшенную виноградной лозой.

— Человек есть то, что он ест и чем, периодически, напивается! — сообщила она, открывая золочёную пробку, которой можно было легко убить в висок, и разливая по хрустальным пузатым бокалам жидкость ярко-янтарного цвета. — Не лей в себя всякий контрафакт, иллюминация, пользуй только старые добрые напитки!

— Ух! — выдохнула Лука, отпив из своего бокала. — Ничего не поняла, кроме того, что это было круто!

Анфиса Павловна любовно намазывала бутерброд с маслом икрой. Для этого был извлечён на свет странный ножичек с тупым закруглённым концом и рукоятью, похожей на раковину.

— Лимончик вот, заешь! — посоветовала она. — Считается, что клубника оттеняет вкус шампанского, солёный огурец — водки, а лимон — коньяка.

— Да? — искренне удивилась Лука.

В её семье пили без изысков — пиво по выходным, водку по праздникам, заедая чем придётся, в основном, докторской колбасой.

— Учить тебя и учить жизни, иллюминация, — вздохнула Анфиса Павловна.

Янтарный напиток, несмотря на лёгкость пития, знатно шумел в голове.

— Почему вы меня так называете, Анфиса Пална? — набравшись наглости, уточнила Лука. — Ладно бы я вся стразами была усыпана, от макушки до кроссов!

Старушка хмыкнула.

— Видишь ли, девонька, я уже стара, глаза меня подводят, несмотря на бинокуляры мои, потому частенько пользуюсь тем, что мы называем периферическим зрением. Но это не то зрение, про которое написано в учебниках для медицинских учебных заведений!

— Мы? — уточнила Лука.

— Хранители, — кивнула та. — Тебе случалось когда-нибудь смотреть на периферический мир?

Лука вспомнила, как Муня показывала ей пространство, ноздреватое как свежий хлеб, в котором ясно видна каждая дырочка, трещинка, вмятинка.

— Да, наверное, — засомневалась она.

— Тогда ты знаешь, как много там света и… вообще всего. Молодым ведьмам и колдунам сложно привыкнуть к такому изобилию, да и организм адаптируется не сразу, вот почему они не могут долго смотреть. А я, старая и подслеповатая, могу, чем и пользуюсь. У тебя сильный Дар, Лука, правда, он дремлет, но однажды пробудится. Я его вижу как, — она хихикнула, — новогоднюю ёлку, обмотанную сразу несколькими разноцветными гирляндами.

— А как пробуждается Дар? — заинтересовалась Лука, уминая колбасу.

Анфиса Павловна снова наполнила бокалы. Впрочем, ‘наполнила’ — неправильное слово. Она разливала по чуть-чуть, на самое донышко, затем грела бокал в ладонях, покачивая в нём напиток, подносила к носу и нюхала, как лучшие духи. И только после этого дегустировала. Поневоле Лука попыталась повторить этот цирковой номер. Странный аромат щекотал обоняние, и это было… волнительно.

— У всех по-разному, — задумчиво ответила старушка, поставив бокал, — кто-то переболевает, как гриппом, с высокой температурой и насморком, кто-то вещи оживляет, кто-то видит в лужах другие миры…

— А у меня было в детстве… — вдруг решилась Лука.

Никогда и никому не рассказывала, а тут решилась. То ли из-за вкуса, цвета и запаха колдовского напитка из бутыли с виноградной лозой и двумя буквами Х и О, то ли из-за личности квартирной хозяйки.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась та, — расскажешь?

— А вы смеяться не будете? — уточнила Лука.

Старушка полуобернувшись посмотрела на форточку. Та вдруг стукнула, открывшись. В кухоньку влетел свежий ветер — сильный и влажный, дунул Луке в лицо, будто старый друг, любящий подшутить, а затем… поднял со стола бокал с остатками коньяка и сунул ей в пальцы. Лука махом выпила остатки и со стуком вернула бокал на стол.

— Понятно, смеяться не будете! — сказала она. — Вы как про лужи сказали…