Лесса Каури - Стрекоза для покойника (СИ)

— А вы кто? — уточнил один из них.

— Соседка… снизу…

— Да ты что, девочка, он меня не подпускает, а уж я-то его куриными потрошками как кормила! — снова заплакала женщина.

Ощущая в душе странную уверенность в том, что все получится, Лука шагнула прямо к полицейским, и те молча расступились. С порога был виден холл, из которого вели двери — налево, в кухню, и направо — в комнату. На пороге последней, стоял, завывая и вздыбив шерсть… сиамский кот. Лука остановилась в растерянности — ожидала же увидеть пса! И вдруг, вспышкой, мелькнуло воспоминание — она и Муня на крыше, и та рассказывает о жителях соседнего дома то, что видит ‘периферическим зрением’!

А затем — Лука так и не поняла, что произошло, — мир окрасился в нереальные цвета. ‘Не собака Баксик’ оказался в их средоточии, во всполохах агрессивно-красного. Кот был испуган, потерян… Лука воочию увидела, как тянутся от него за угол комнаты, и обрываются, тёплые солнечные ниточки… Верность. Привязанность. Любовь?

Она судорожно выдохнула, потеряв ‘картинку’. Так вот как это, видеть! Видеть то, что вроде бы и не существует в реальности, но без чего эта самая реальность невозможна!

Лука шагнула к коту и медленно опустилась на колени. Протянула руку. Кот издал леденящий душу вой, дама в шлёпанцах ойкнула, а один из полицейских по-доброму посоветовал девушке идти домой.

В расширенных зрачках кота полыхали багровые глубины ада.

‘Тише, тише, — подумала Лука, снова сосредотачиваясь, — не бойся меня!’

Кот перестал выть и навострил уши.

‘Ты меня слышишь? — удивилась Лука. — Если да, знаешь, я не причиню вреда! А вот они могут!’

Кот утробно заурчал и забил хвостом.

‘Тебе нельзя здесь оставаться, — продолжала безмолвный разговор Лука, — ты можешь пострадать! Идём со мной? Я что-нибудь придумаю! И, знаешь что, я тоже недавно лишилась… чего-то. А без него очень погано! Поэтому я тебя понимаю!’

Замерев, она смотрела, как оборванные солнечные лучи стягиваются к коту и исчезают под бежевой шкурой. Как гаснет адово пламя в зрачках, как — полосками — показываются в глазах радужки небесно-голубого цвета.

‘Бакс! — позвала она, протягивая вторую руку. — Иди ко мне!’

Зверь шагнул к ней, распрямляя сгорбленную спину, аккуратно и методично обнюхал пальцы, задрал хвост, мимо попятившихся назад ментов вышел на лестничную площадку. И выжидающе оглянулся на Луку.

— Я его заберу? — спросила она у соседки, поднимаясь и отряхивая колени. — Вы не возражаете?

— Нет! — всплеснула руками та. — Куда ж мне такое! А у Евгений Захарыча родственников не было… один-одинёшенек жил…

— Ну, пройдёмте на осмотр тела! — прервал новый поток слёз полицейский. — Девушка, спасибо за помощь! Вы с этой тварью того… поаккуратнее!

Лука упрямо тряхнула волосами и пошла вниз по лестнице. Кот бесшумно следовал за ней. Пока она доставала ключи и, стараясь не шуметь, открывала дверь, зверь стоял рядом, задрав голову и разглядывая её. Его морда, уши, лапы и хвост были почти чёрными, а шкура — светло-бежевой.

— Ты — красавец, Бакс! — улыбнулась она, толкая створку и включая свет в прихожей. — Заходи! Если Анфиса Павловна нас выгонит, будем жилье вместе искать!

Длинное тело скользнуло в дверь. Перед глазами Луки на миг снова запрыгали потусторонние всполохи, а в ушах вдруг прозвучало фраза, заставившая её с грохотом выронить ключи: ‘Зови меня Вольдемар…’.

Спустя ещё неделю Тёмку выписали домой. Лука стояла за углом здания больницы и смотрела, как суетилась рядом с братом мать, поддерживала под руку, запахивала куртку… И с горечью понимала, что та уже давно не была с ней так ласкова. А ведь было всё, да, было, пожалуй, как раз до того случая, с печкой. То ли мать, решив, будто она специально навредила брату, так и не смогла простить, то ли ещё что, но именно оттуда и потянулась та самая, покрытая коркой льда, полоса отчуждения и непонимания между ними. Отец, всегда относящийся к детям ровно, с простой и уверенной любовью, к сожалению, редко бывал дома. Хотя, кто знает, может быть, был бы чаще, все стало бы ещё хуже?

Тёмку усадили в машину, мать с его костылями села с другой стороны, а отец вдруг задержался, оглянулся… будто почувствовал что-то. Лука прянула за угол, сглотнула ком в горле. Она позвонит ему… сама. Обязательно. Чуть позже!

— Прячешься от кого-то? — раздалось из-за спины, и застигнутая на месте преступления девушка подпрыгнула от страха и резко обернулась…

Позади стоял тот парень… Яр, кажется. Тот самый, что спас её от поползновений Георгия, прости господи, Паршонкова — вот это имя она, похоже, запомнила надолго!

— Ты чего подкрадываешься? — придушенным голосом спросила Лука. — Напугал до смерти!

— Прячешься, спрашиваю, от кого? — переспросил Яр.

— Это неважно! — придя в себя, ощетинилась она. — Я же тебя не спрашиваю, какого черта ты тут делаешь?

— Был в морге, — спокойно ответил парень.

Лука моргнула.

Гаранин закинул на плечо свой гламурный рюкзачок и повернулся, собираясь идти. Спросил, чуть повернув голову:

— Ты куда? Могу подвезти.

Девушка думала лишь мгновение — уж очень на душе было погано, чтобы оставаться одной.

— Подвези меня к Чёрной кошке, — она выглянула из-за угла, убедилась, что родители и брат уехали, — спасибо!

— За что? — удивился парень. Собственно, он уже уходил. Шёл широко и размеренно, будто до машины был не один километр по степи.

Лука бегом догнала его.

— Что предложил подвезти.

— А… — непонятно ответил тот.

У него был старенький чёрный Гольф с подозрительно широкими колёсами. Внутри на истёртых сидениях лежали тонкие подушки с улыбчивыми смайликами, а на зеркале заднего вида висел смешной снеговик, нос у которого крепился к физиономии булавкой.

— Миленько, — констатировала Лука, оглянувшись, — даже, я бы сказала, чисто!

Яр покосился на неё, но спросил о другом:

— Найджел больше к тебе не клеился?

Она пожала плечами.

— Я его вообще с тех пор больше не видела.

— И хорошо, — покивал Гаранин и снова замолчал.

— А ты Муню откуда знаешь? — поинтересовалась Лука.

— А ты? — улыбнувшись уголком рта и глядя на дорогу, спросил он.

— Мы с ней на кладбище познакомились, — призналась Лука. — Она бабушку ходила навещать, а я… гуляла.

— На кладбище? — уточнил Яр.

— На кладбище! — прищурилась Лука. — А что, нельзя гулять на кладбище?

— Да нет, — он пожал плечами, — на городских гуляй, пожалуйста. Только помни, что ворота в семнадцать нуль-нуль закрывают. А вот от заброшенных держись подальше… Много там всякой дряни.

— Бомжи-наркоманы? — понимающе кивнула Лука. — Да я понимаю. Правда, мне ещё ни разу не доводилось бывать на заброшенном кладбище!