Лора Вайс - Весна

Но времечко торопилось, пора было девице возвращаться в деревню, к нелюбимому…

Часть 17

Лан проводил Весну до речки, дальше идти девица ему не позволила. Смотрел он на красу очами полными тоски и горечи, ведь уходит сердешная, да не абы куда, а в руки к другому.

- Что дальше-то будет? – спросил Лан. – Уйдешь, а мне куда деваться?

И тут Весна расплакалась, не знала она, как поступить так, чтоб и любовь сберечь, и мать с отцом от позора спасти. Ведь ежели нарушит она слово данное Судимиру, то вся деревня подымется, поедом родимых съедят и вон из дома погонят.

А у Лана сердце сжалось от ее горьких слез, понимал зверь, не может любимая на две части-то разорваться. Посему подошел к ней да крепко обнял:

- Не плачь, - склонил он голову к ее плечу. – Я горы сверну, но заберу тебя.

- Не выйдет. Отпусти меня, так всем легче будет. Не в то время мы с тобою встретились.

Хотел было Лан возразить, токмо Весна ладонью рот ему прикрыла, да покачала головой на его немой вопрос.

- Прощай, светоч мой. Не поминай лихом.

Все это время из темной чащи за ними сам Велес наблюдал, обратился Бог в птицу ночную, дабы не узнали его. Сидел Велес на ветке и думу думал. Вроде и победил он ворога своего, токмо мало для того влюбленных сердец, Весна по уговору должна с Ланом уйти, тогда только Перун признает пораженье. А чтобы случилось сие, надобно в деревню наведаться, да вмешаться в людские дела спорные.

Но и Перун не дремал. Мимо его очей дела сердешные не прошли. Громовержец сдаваться совсем не желал, да и рассерчал не на шутку, покуда детище-то рукотворное ослушалось, супротив воли пошло. Негоже это. Токмо Перун понял, Весна в лепешку расшибется, а вреда зверю не причинит. Тут иной подход надобен. И в голове воссияла мысль, от которой расплылся громовержец в широченной улыбке.

А Весна тем временем покинула возлюбленного. Пока шла, все останавливалась, порывалась вернуться к Лану, но совесть криком кричала. Так и добрела краса до деревни, обогнула дома соседские, в том же месте перелезла через плетень и направилась к сараю. С каждым шагом сердце колотилось все сильней, в голове мыслей проносилось немерено. А вдруг проснулся Отай? Вдруг всех на ноги поднял, и ищут теперича ее, а как найдут, так сразу все и раскроется? Али никому не сказал, позора побоялся и сидит в сарае, ждет ее, чтобы на месте и порешить?

Токмо толку-то бояться? Коль судьба пасть от руки мужа, то пускай так и будет. Все равно без Лана никакой жизни нет и не будет боле.

Подошла Весна тихонько к двери, приоткрыла слегка и глянула в щелку. Темно в сарае, лучина погасла давно, а из глубины мирное сопенье доносится, тогда дева вздохнула с облегченьем и вошла внутрь. Спит Отай, не обманул Велес, крепкие травки подсунул.

Девица тут же скинула с себя одежды, да нырнула под пуховое одеяло. Сон сморил тотчас, все ж непростая у нее была ночка.

И только сны унесли в далекие дали, наступил рассвет. Первые лучи окрасили сарай в рыжину, свет пробился в щели и теплым отпечатком лег на спящих супружников.

Отай проснулся первым, раскрыл глаза и еще долго лежал, пытался вспомнить, что ж ночью-то было. Одежи на нем не имелось, жена рядом возлежала обнаженная тож, выходит, овладел он Весною, да видать перебрал бражки, посему и запамятовал, что да как было. Ну и не беда, теперича ночей впереди у них много, будет еще, что вспомнить. Хотя, чего уж оттягивать? Отай склонился над любимой, припал устами к обнаженному плечу и прошептал:

- Просыпайся, свет очей моих. Позволь полюбоваться тобою.

Весна нехотя открыла глаза, и спросонья хотела было улыбнуться, подумалось ей, что Лан рядом, но как увидала напротив муженька, так нахмурилась, оттолкнула Отая от себя и накрылась с головой. Новоиспеченный муж токмо и успел, что ахнуть.

- Ты чего ж, это? – начал он. – Никак не мил я тебе?

И пришлось Весне соврать, да в богатых красках:

- Еще бы мил ты мне был? – крикнула она из-под одеяла. – Медведь сиволапый! Бражки налакался, да так, что думала, поломаешь меня! Накинулся зверем, одежи посрывал, а уж что дальше творил и вспомнить боязно. Обидел меня, страданья причинил! Нет тебе боле веры!

- Да как же? Да я ж! Вот уж… - попытался хоть что-то сказать Отай, но от испуга и удивленья не смог.

- Что ты тут мычишь, ирод? – выбралась-таки Весна наружу, вскочила и еще больше на Отая напустилась. – Ты глянь? – начала она совать ему в лицо руки свои, а на тех царапины да синяки, все ж беготня по темному лесу даром не прошла. – Глянь, говорю! Супостат проклятый! Изуродовал! Трепал меня аки куклу тряпичную. Что глазами-то хлопаешь? Не стыдно так с женой обращаться? Вот всем поведаю о замашках твоих звериных, пускай народ честной знает, кто таков сынок Старейшины.

Тогда Отаю больше ничего не оставалось, как пасть пред ней на колени:

- Прости! Прости, родимая! Убей, не помню, что творил. Что хочешь со мной делай, коль таким извергом оказался!

Сейчас же Весна прищурилась, слезы изобразила:

- А ничего я с тобой делать не буду боле! Хоть тронь еще раз! Разнесу молву по деревне!

От таких речей совсем Отаю плохо стало, вскочил он, схватил рубаху со штанами и вон из сарая выбежал.

Когда дверь в сарай захлопнулась, Весна рухнула на кровать и разревелась, что было мочи. И стыдно ей было, и больно, и страшно. Но вдруг, словно стрелой ее пронзило, подняла краса голову, заплаканные очи злостью сверкнули:

- Вы еще попляшете у меня. Я вам еще покажу чёртово рыло. Захотели воли лишить? Пополам согнуть? Ну, поглядим, кто кого поборет.

И ведь прав был Велес, когда сказывал, что негоже людям созданий божественных подчинять воли своей. Боги и прогневаться могут, а коль прогневаются, то жди большой беды! Вот и Весна рассерчала.

С того дня красу будто подменили. Хаживала она по избе Судимира аки истукан, дела-то делала, но Отая от себя гнала куда подальше, а ежели он пытался воспротивиться, так стращала его Весна, что пустит молву о деяниях его лихих и опозорится тогда Старейшина. Отай ходил словно тень, отец пытался выведать, отчего сын чернее тучи, но тот молчал. Плохо было парню, не успел жениться, как ворогом для любимой стал.

Так пролетела осень, а вскоре и зима. Все это время Весна по Лану страдала, по своей жизни невольничьей.

А Лан совсем сник, ничего-то боле его не интересовало, не тревожило, кроме сердца разбитого и души израненной. Бывало, призывал его Велес, грозился в прах обратить, ежели за ум не возьмется, но все без толку. Глядел слуга на своего хозяина пустыми глазами, речей не внимал, угроз не страшился. Тогда-то и Велес призадумался, все ж Лан не только медвежью землю оберегал от набегов охотничьих, но и нечисть лесную в узде держал, не позволял разгуляться. А тут на тебе.