Галина Чередий - Ключик

Нет, Эмма не верила в то, что, даже подчинись она Беллами, хоть у кого-то был бы шанс выжить. Уж не настолько она была ослеплена отчаянием. Все были обречены, и это не подлежало сомнению. Минуты тянулись и тянулись, больше не имея никакого значения, а Эмма тонула, погружаясь все глубже и глубже, и казалось, конца этому бесконечному свободному падению не будет. Она и сама не заметила, как сознание медленно стало соскальзывать из реальной плоскости в совершенно иное пространство. Первыми исчезли запахи, затем неспешно затихли звуки голосов, потом померкли цвета, а вслед за ними ее покинуло и ощущение объема и ориентации. Эмма совершенно без всяких усилий со своей стороны снова оказалась в той самой всеобъемлющей пустоте, наполненной чистой бескрайней энергией. Только в это раз она не ухнула туда, как будто прыгнула со скалы в подернутый ледяной коркой водоем, оказавшись мгновенно оглушенной и не способной дышать. Нет, в этот раз все происходило постепенно, почти ласково, так, будто это самое не имеющее пределов ничто испытывало благодарность к Эмме за то, что она не вломилась сейчас в его суть насильно, а просто дала возможность взаимопроникнуть, не причиняя боли и не руша тончайшие структуры. Это было осторожное знакомство, деликатное изучение, а не наглое вторжение. А значит, сопротивление тоже отсутствовало с обеих сторон, и совершенно неожиданно Эмме открылась во всем своем непостижимом полном великолепии внутренняя сущность и совершенное строение окружающей ее первозданной мощи, в коих не было и намека на первоначально увиденный девушкой хаос. А вслед за этим нежданным даром по капле стало приходить и осознание себя и своего единственно возможного места во Вселенной. И это было так восхитительно и естественно для измученной души Эммы. Быть вот так нужной. Не как инструмент в чужих руках бездумно выполняющий повеления, не как средство удовлетворения чьих-то алчных амбиций и даже не как личность, чьей волей манипулируют, не стесняясь в средствах. И даже не та необходимость и нужда, которую Эмма чувствовала и так любила в своем Нормане. Нечто совершенно иное. Наверное, так покинутому ребенку нужны его долгожданные родители или хоть тень их образов. Или, может, давно пустовавшему тоскующему дому — тепло и голоса его хозяев. Сухой земле — вода, чтобы дать всходы. Но вслед за этим пришли и сожаление, и печаль, что такая долгожданная радость опоздала. Эмма не знала, какие имена и определения дать тем чувствам и эмоциям, что сейчас, подобно разгоняющемуся вихрю, набирали обороты в душе. Дом. Родина. Любовь. Необходимость. Обреченность. Неизбежность. Утешение. Слова рождались сами собой в разуме, еще пока не обретая плотность, объем и четкие черты законченных образов, но, однако, они падали в сознание как зерна, давно нуждавшиеся в пище и почве для роста. Да и почва как будто всегда только их и дожидалась. Все эти необъяснимые вещи и открытия пока больше тревожили и запутывали Эмму, нежели давали покой и восхищали, но все равно ощущались бесконечно необходимыми и правильными. И она была готова идти вперед, шаг за шагом, желая познавать еще больше себя и вне себя, совершенно забыв в этот момент о всех горестях и смертном приговоре, нависшем мрачной тенью над всеми, кем дорожила и кого любила, перед лицом гораздо более всеобъемлющей трагедии.

Сеймас не выпускал из поля зрения застывшую как изваяние Эмму, даже когда группа собралась, и, вытряхнув вещмешки, они стали подбивать количество имеющихся у них ресурсов. Девушка так и сидела, отвернувшись от всех, похоже, погруженная в свои мысли необычайно глубоко. Острая нужда подойти и прикоснуться, подтверждая нерушимость их связи, буквально высверливала его мозг и скручивала мышцы, да и монстр никак не мог найти покоя, но интуиция подсказывала мужчине, что Эмме сейчас жизненно необходимо это мизерное уединение с собой. Сеймас заставил переключить свое внимание на насущные на данный момент задачи. Питание. С ним было не слишком густо. Консервов и крекеров совсем мало, даже при жесткой экономии максимум на двое суток. Но радовал приличный запас энергетических батончиков и сублимированных питательных напитков, что при наличии у них воды тоже большой плюс. Спасибо правительству, что не экономило на этой не особо вкусной, но способной поддержать силы еде.

— На крайняк есть еще эти питательные капсулы в аптечках. Дрянь, конечно, да и желудок от них колом, но все равно хоть что-то, — сказала успокоившаяся Пич, деловито сортирующая их запасы и отбрасывающая в сторону затесавшиеся среди еды боеприпасы. — Только надо точно еще рассчитать потребность каждого в пище. Мы ведь все как бы разные. Я точно знаю, что спокойно могу голодать несколько суток без всякого ущерба боеспособности и соображаловке.

— Каждый из нас может, особенно когда нет ранений и не требуется повышенная регенерация, — пожал плечами Кирос.

— Ну, на данный момент все, вроде, восстановились. Ну, кроме… — Сидда посмотрел на майора Харриса.

— Мне не нужны никакие особые условия, — жестко ответил он. — Буду со всеми на равных.

— Эйден, ты стопроцентный человек, — мягко возразила Пич. — И к тому же ранен.

— Какое это имеет значение? — нахмурился мужчина. — Считаешь, что из-за этого я нуждаюсь в каких-то особых условиях? Подумайте лучше о Джимми. Если верить тем данным, что я видел, ее метаболизм ближе к человеческому, и поэтому лучше ей пайку больше начисляйте. А еще Айчин. Не хотите узнать ее потребности, вместо того чтобы зачислять в слабаки меня только в силу происхождения?

— Эта трава, — неожиданно подала голос до этого безучастная ко всему иномирянка, — ее тоже можно есть, если уж на то пошло.

— Прекрасно! — ухмыльнулся Брант. — На газон никому не гадить, будем пастись, когда ничего не останется.

— Все равно я вас не понимаю, — устало произнесла Айчин. — Вы сидите тут и рассчитываете, сколько можете протянуть. Но какой в этом смысл? От того что вы продержитесь больше, выход отсюда волшебным образом не появится. Они могут осаждать нас хоть вечность.

— А вот тут ты ошибаешься. Взгляни, — Сеймас указал в их «смотровое окно».

Снаружи уже все пространство кишело разнообразными тварями, судя по всему хищными. Некоторые напоминали здоровенных угольно-черных волков, лишенных шерсти и с пластинчатыми гребнями вдоль спин, которые они то и дело поднимали из-за близкого соседства других гибких созданий пестрой масти с огромными чуть приплюснутыми головами и клыками, не умещавшимися в их немаленьких пастях. Эти два вида совершенно очевидно не ладили друг с другом. Три десятка есуров держались на расстоянии от зверей, устроившись поодаль под деревьями и раздраженно косясь на них. Но главными действующими лицами были, конечно, четыре жрицы. Замотанные в свои облачения, они, нахохлившись, восседали на спинах огромных медлительных созданий. И судя по тревожным взглядам громадин в сторону суетящихся неподалеку хищников, они были совсем не рады находиться в таком окружении. Беллами же вообще нигде не было видно. Она исчезла, но, однако, перед этим уложила несколько камней для ориентира. С запертым заклятьем она не могла бы снова найти проход в убежище и поэтому позаботилась о том, чтобы не потерять его. Зачем ей это нужно, Сеймас пока не знал, но явно не просто так.