Татьяна Богатырева - Гамбит

Пока Брандон говорил с офицерами, Сакс осматривался. Все надеялся увидеть среднего брата, Грэма. Младший лорд Мэйтланд не принц Артур, вдруг Грэма не испортила служба? Грэма видно не было. Может, он попал и не в Зеленый легион, спросить бы!

Спросил. У повара, когда Брандон пробовал солдатскую кашу прямо из котла.

– Грэм Дубок? Да конечно! – заулыбался повар. – Стрелок каких поискать!

Генерал Мэйтланд тоже услышал, обернулся к Саксу, глянул с интересом, словно впервые заметил.

– Десятник Оквуд со своими лучниками остался на границе.

Жаль, не передал весточку с Кираном, подумал Сакс – и велел себе забыть о брате до послевойны.

Но войны не случилось, Охотник и тут оказался прав. Не было даже толкового боя, когда Брандон с Зеленым легионом, рыцарями и народным ополчением вошел в столицу – ровно в тот день, когда от горя скончался король Бероук, так и не успев объявить Брандона братоубийцей и мятежником. Потом только Сакс узнал, что король скончался у ворот собственного замка, когда вышел к народу и собирался что-то сказать. Даже начал, произнес: «Брандон, мой сын!..» – и замертво упал с коня.

В бестолковой свалке, когда никто ничего не понимал, погибли всего полдюжины солдат, и случайной стрелой был убит генерал Мэйтланд. А когда Зеленый Легион приготовился кроваво мстить за своего любимого командира, из дворца вышли мудрые в сопровождении лордов и гвардии, преклонили колена перед новым королем и повинились за изменника, бывшего первого королевского советника, совершенно случайно упавшего с лестницы и свернувшего шею, а то бы мудрые непременно представили его перед королевским судом…

– Ладно хоть не голову на блюде вынесли, – под нос буркнул Брандон, а мудрые сделали вид, что не услышали.

На этом война закончилась. Нобле ушли из Тейрона сами, быстро, едва не за месяц. Последовать за советником-изменником никому не хотелось.

Когда ноблей в Тейроне не осталось, мудрые пришли к Брандону: напоминать об истинной вере и своей полезности. Но король не стал их слушать, велел прекратить огненные жертвы Асгейру и не вмешиваться в государственные дела.

– Мы, – сказал Брандон, – равно почитаем обоих сыновей Отца и Матери. И приносим им положенную жертву по древнему закону: Асгейру – светлый хрусталь и светильники, Ллиру – зеркала, янтарь и молоко, Матери – плоды, Деве – цветы, Отцу – змеиные шкурки и травы, Старухе – затупившиеся серпы. И никто никогда в Тейроне не принесет богу человеческой жертвы.

Мудрые склонились перед королевской волей, но не отступились. А напоследок их главный бросил на Сакса выразительный взгляд, точь-в-точь тан Мэйтланд, и Сакс подумал, что война все равно будет. Только воевать станут не мечами и стрелами, а уговорами и посулами. Прав был Брандон, придется ему учиться дипломатии, потому как выкорчевать заразу одним мечом не выйдет. Слишком глубоко проросла.

– Я ж говорил, ты поймешь, брат, – улыбнулся Брандон, когда в тот же день Сакс поделился с ним опасениями. – И будь осторожен. Мудрые думают, что, удалив тебя от трона, смогут шептать мне в уши. Они ошибаются. Я никогда не приму их веры. – Брандон прищурился на солнце, и Саксу вдруг показалось, что король стар и сед. – Они бы сожгли меня, как колдуна, как только Артур сделал бы наследника. У меня хороший слух, Сакс. Очень хороший.

Разрешения покуситься на святое, то есть бороду, Лиля не ожидала. Но раз уж Ильяс согласился, грех было не воспользоваться. Не то чтобы она особенно любила французские сказки, но, когда подумала, что им обоим надо срочно как-то отвлечься, пришла в голову только синяя борода. И даже если он устроит скандал – пусть! Лучше скандал, чем виноватый и несчастный Ильяс – совсем на себя не похожий.

Отвлечь получилось на все сто. Ильяс не то что не разозлился – наоборот, оценил креативность идеи. Полчаса здорового смеха замечательно сняли напряжение.

Но за синюю бороду ей все-таки отомстили.

Ничем другим выбор наряда для вечеринки Лиля объяснить не могла. Нет, джинсы ее порадовали, несмотря на непривычно низкую посадку, такую, что даже белье не надеть. Лучше джинсы, чем перья. Или чем вечернее платье, которое непонятно как носить. Рубашка тоже была хороша – батистовая белая, мужская, на размер больше, чем нужно. Эта рубашка даже примирила Лилю с кружевным корсажем и диковатой прической: два несимметричных узла с торчащими из них хвостиками. А кровоподтек успешно маскировался шейным платком. Алым.

Глянув в зеркало, Лиля рассмеялась:

– Пионерский галстук! А ты – сатрап и деспот, вот!

И показала Ильясу язык.

Он согласился, что сатрап и деспот, и продолжил «создание образа». Нарисовал сине-серые тени вокруг глаз – вид получился утомленный, совсем не праздничный. Надел ей браслеты из черненого серебра.

Браслеты Лиле решительно не понравились. Слишком уж напоминали наручники. Широченные, тяжелые, только цепей к ним не хватало. А последней каплей стали духи. Ильясова «Ambre». Ему-то пряный и тяжелый запах шел, но ей?!

Лиля хотела уже возмутиться и потребовать смыть этот ужас, но некстати вспомнились вчерашние фотографии. Из больницы. Стало стыдно и страшно. У него же рак, точно рак – так выглядят люди после химио– и радиотерапии. Непонятно, как он вообще жив, и тем более непонятно, почему сейчас выглядит здоровым. И шрамов от операций на нем нет. Может быть, ремиссия? Но ведь тогда любой стресс может спровоцировать новый приступ! Вдруг она сейчас начнет скандалить, а он снова заболеет?

Потому промолчала, но настроение упало, и подумалось – лучше бы она вчера поехала после Арбата домой. То есть к Настасье, ключей от дома-то нет, и вообще, она тут зависла уже на месяц с лишним! Странно и глупо. Особенно странно и глупо было оставаться у Ильяса в квартире, пока он ездил в Мексику. Подумаешь, побыл бы Тигр один, он уже привык, и в туалет он ходит сам, а кормить его могла бы домработница.

С ней Лиля встречалась всего дважды и оба раза – мельком. Ильяс сам не любил присутствия дома посторонних и, когда должна была прийти домработница, сматывался. Вместе с Лилей, разумеется. И сама Лиля сбегала – гулять или к Настасье. Потому что боялась. Что тетка о ней подумает? Какая-то приблудная девица, нахально живущая в чужой квартире, и за ней еще прибираться? Но, когда Лиля забыла вовремя смыться, домработница лишь улыбнулась и спросила, все ли хозяйку устраивает.

Лиля растерялась.

– Конечно устраивает, вы простите, я сейчас уйду, чтоб не мешать…

– Ну что вы, Лилия Владимировна! – удивилась домработница. – Это моя задача – не мешать хозяйке. Может быть, вам что-нибудь нужно? Купить, приготовить, вы только скажите.

Надо же, подумалось тогда Лиле, она – хозяйка! Неожиданно, не верится, что всерьез, но приятно.