Анастасия Колдарева - Магия на грани дозволенного

– Это мы уже проходили. Снова подеремся?

– Если ты раньше не рассыплешься.

Повисло молчание. Дэн прикидывал, сможет ли проскользнуть мимо, чтобы спуститься с чердака в холл, или придется-таки подвинуть врага с дороги. Лисанский просто ждал, не сводя с него холодных сощуренных глаз.

– Где она? – наконец спросил Дэн, сообразив, что просто так Лисанский его не выпустит, а взывать к стихии сейчас было бы самоубийством. – Скажи, где твоя мать, и я отдам тебе папку.

Тот покачал головой с грустной улыбкой:

– Так я был прав: им нужна моя мать.

Дэн молчал.

– Ладно. Я отвечу. И делай, что хочешь. Беги, сообщай Магистру, лети быстрее ветра. Если ты здесь из-за этого, если избавиться от тебя можно только так… – Лис задержал дыхание на несколько секунд, словно собираясь с мыслями и набираясь храбрости. – Она далеко, Гордеев. Она там, откуда не возвращаются, где ее уже никто и никогда не достанет: ни чертов Орден, ни Магистр. Моя мать умерла, Гордеев. Семь месяцев назад. Рак, можешь так и отметить в отчете. И чтобы никаких вопросов – да, я понимаю: врачи, целители, лекарства; да, наверняка она тоже это понимала. Но, похоже, просто не желала лечиться, не хотела бороться, опустила руки, потому что отца сгноят в катакомбах, а я застрял в проклятом Интернате и ничем – ничем! – не мог ее поддержать, образумить… помочь. Она умерла… и точка.

– Но, – потрясенно пробормотал Дэн, чувствуя, как папка тяжелеет и оттягивает ему руку. – Ты пишешь ей! Ты…

«…просишь ее не приходить», – закончил он про себя. Лисанский поглядел на него с презрительной жалостью.

– Пишу, – согласился он. – Потому что мне больше некому писать. Только вот с отправкой почты тут проблемы. Нет почтовых ящиков, нет почтальонов, а главное – я не знаю адреса.

Это каким же идиотом нужно быть, чтобы не догадаться? В папке лежала целая кипа писем!

Дэн уронил ее на сундук – огонек свечи задрожал, мигнул и погас.

– Я отправляюсь в резиденцию с отчетом, – сообщила Ева, поднимаясь с колен из-за журнального столика.

Было раннее утро, ничем не отличавшееся от позднего вечера или самого разгара дня, – та же опостылевшая серость за окнами, те же косые полосы дождя, тот же насквозь прокопченный камин, дрожащие огоньки свечей и тоскливое чувство уныния, смертной тоски и движения по замкнутому кругу.

Дэн только что вошел в гостиную, застегивая пуговицы на рубашке и зевая после бессонной ночи. Лисанский уже грелся у камина с кружкой дымящегося чая. Волосы у него были растрепаны, лицо мрачное, а под глазами чернели круги – видимо, и он в минувшую ночь не сомкнул глаз.

Девушка же, судя по перепачканным чернилами пальцам, встала довольно давно и успела исписать листок бумаги мелким убористым почерком.

От ее заявления Лис заметно напрягся, да и сам Дэн почувствовал себя не лучше. Усаживаясь в кресло возле журнального столика, он кинул взгляд на листок и переспросил:

– С отчетом?

Ева натянула на плечи короткий белый плащ с голубой оторочкой на рукавах, воротнике и подоле. Выскользнувший из правой петли пояс волочился по полу.

– Я задержалась, – объяснила она, пытаясь, не глядя, подхватить его, чтобы завязать на талии. – Придется долго объяснять почему. Я упомянула вашу драку, не вдаваясь в подробности, но не думаю, что Магистр окажется слишком занят, – уж на вас-то он время найдет.

– Странно, что моих отчетов никто ни разу не потребовал, – сварливо пробормотал Дэн и тут же пожалел об этом, потому что Ева со свойственной ей прямотой выдала:

– У тебя другая ситуация. Тебе запрещено покидать дом.

Лисанский оживился и с интересом воззрился на него.

– Что-то новенькое!

Дэн метнул в него тяжелый взгляд и промолчал.

– Расскажи ему, – посоветовала Ева. – Все равно узнает.

– Сама расскажи.

– Мне некогда. Пора уходить, а я еще не составила список того, что вам принести.

Уж не ослышался ли Дэн?

– Без проблем! – воодушевился Лисанский, не дав толком подумать, и принялся загибать пальцы: – Рубашку, тридцать пар черных носков, куртку, постельное белье, магическую лампу, мобильник с новой сим-картой, бритву с запасом кассет, бутылку коньяка – и нечего на меня так таращиться, Гордеев, себе сам заказывай! – мой фамильный перстень, он затерялся где-то в орденских застенках. А еще пару томов по черной магии, электричество и горячей воды!

– И губоскат не забудь! – ядовито присовокупил Дэн.

– Твои убогие комментарии я игнорирую, – сухо отозвался Лисанский.

– Боюсь, я не все запомнила, – серьезно сказала Ева. – Но постараюсь. Дэн?

– Э-э-э… – что он мог заказать? – Ну, насчет бритвы была неплохая идея, – он потер подбородок. – И одежды бы не помешало. Не знаю, у меня вроде все есть. Если, конечно, ты не сможешь раздобыть мои браслеты.

– Ага! Так и знал, что у тебя их конфисковали, – злорадно хмыкнул Лис.

– Мне запрещено брать с собой что-либо помимо собственной одежды, – проговорила Ева. – Но если вас не отвлечь друг от друга, вы сравняете с землей не только этот дом, но и весь квартал.

– Достань хоть что-нибудь из моего списка, Паламейк, и я тебя расцелую! – поклялся Лисанский.

– Значит, пообещайте, что дождетесь моего возвращения, – потребовала Ева. – Если только увижу, что снова сцепились, в следующем отчете порекомендую посадить вас на цепь.

– Полезет – дам в зубы, – проворчал Лис.

Дэн проглотил ответную реплику – девушка смотрела на него с тревогой, и разочаровывать ее не хотелось.

– Заключим пакт. Перемирие, – вот бы еще поверить собственным словам. – На время твоего отсутствия.

Ева не сводила с него огромных голубых глаз. Дэн почувствовал себя неуютно, этот прямой, пронзительный взгляд словно проникал в мысли и выскабливал из подсознания самые глубокие, самые затаенные намерения. Вероятно, так оно и было: Ева пустила в ход свою хоть слабенькую, но телепатию.

То ли у нее ничего не вышло, то ли помыслы Дэна, к его удивлению, и впрямь оказались кристально чисты – девушка удовлетворенно кивнула:

– Договорились.

Скатала листок с отчетом в рулончик и крепко сжала его в кулаке.

– Если повезет – до вечера, – попрощалась она и выскользнула за дверь.

В воцарившейся тишине было слышно, как звенят на ветру оконные стекла. Лисанский отвернулся к камину и уставился на весело потрескивающие дрова. Дэн положил ладонь на край журнального столика и принялся ковырять ногтем уголок кожаного книжного переплета.