Шелли Крейн - Нареченные

И пока еще ни одного трупа.

– Эй, милочка. Ты меня удивила, появившись здесь сегодня, – проговорил папа, встав и поцеловав меня в щеку. – Выглядишь настоящей красоткой.

– Спасибо, папа.

Я села на софу между Калебом и Бишем и прижала к себе руку брата. Он погладил мою ладонь, но я постепенно сдвинулась в сторону Калеба и с удовольствием почувствовала его успокаивающее прикосновение, когда он положил руку на мое колено.

Я решила сообщить все сразу, не откладывая:

– Калеб сделал мне предложение.

Биш и папа подняли на меня глаза, но непохоже было, что сильно удивились. Даже наоборот. Папа кивнул.

– Я догадывался, что к этому идет. И судя по тому, что ты сидишь тут, ты сказала «да»? М-м, – он посмотрел на мой палец и нахмурился.

Я услышала, что он подумал.

– Папа, они не делают обручальных колец.

Он хмыкнул осуждающе, а я едва не рассмеялась, настолько происходившее отличалось от того, что я ждала.

– Муж дарит дом, – пояснил Калеб. – Накануне свадьбы я передаю Мэгги ключи от дома, который выбрал для нее.

Прекрасно, – услышала я мысли Биша. – Еще одна причина, по которой Джен лучше без меня. Я ни за что не сумею купить ей кольцо, не говоря уж о чертовом доме.

Я посмотрела на него, и он понял, что я слышала. Биш сжал зубы и постарался избежать моего взгляда.

– Вот это да, дом! – пришел в восторг папа и причмокнул языком.

– Да, сэр, – произнес Калеб уважительно, но твердо, и потер себе шею.

– А женщины согласны с тем, что дом выбирает муж, а они даже не видят его? – поинтересовался папа, подняв бровь.

– Да, сэр. Это то же самое, что обручальное кольцо. Женщина ведь его не выбирает, – пояснил Калеб.

– Верно. Но она же не собирается жить в своем обручальном кольце.

– Это традиция. Так мы делали всегда, еще мои предки. Видите ли, в те времена ты не мог жениться, если после свадьбы некуда привести жену. Поэтому работали дни и ночи напролет, чтобы подготовиться к ее приходу. И, несмотря на запечатление, ты должен был построить дом собственными руками. Этим доказывалась серьезность намерений и уверенность, что ты собираешься работать засучив рукава и сделать все, чтобы избранница была счастлива и окружена заботой.

Мой отец от удивления заморгал.

– Ну, что же тогда… Что я могу сказать? Ты уже нашел дом?

– Нет, сэр. Нам трудно что-то скрывать друг от друга, – он показал на свою голову. – Так что приходится до последней минуты все держать в тайне.

Папа кивнул и, глубоко вздохнув, наклонился вперед и сложил ладони.

– Хорошо. Ну, вы сами знаете, что говорят в таких случаях. Я твой отец, Мэгги, и думаю, что восемнадцать – слишком рано для брака. Но я также думал, что двадцать четыре – самый лучший возраст, однако смотри, как вышло у меня. – Он сказал это без горечи и досады, просто констатируя факт. – Я все еще не могу полностью разобраться, что происходит с твоей семьей и что это за история с запечатлениями, но из того, что видел собственными глазами, я не могу осуждать вас.

– Джим, я уже говорил, что Мэгги в хороших руках. Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось, и не только потому, что я так хочу, а потому, что этого не допустит мое тело. Сердце вашей дочери бьется в моей груди, – твердо заявил Калеб. – И это самое дорогое, что у меня есть.

Я прикусила губу, услышав это. Папа, пораженный, не произносил ни слова ни мысленно, ни вслух. А Биш оставался старым добрым Бишем. Он был от всего этого не в восторге и думал, что люди могут говорить что угодно, и это не значит, что сказанное ими правда. Но он обещал не возвращаться к старой позиции и не возвращался. Он знал, что наша свадьба неизбежна. И только надеялся, что со мной все будет в порядке и я обращусь к нему, если понадобится.

– Обязательно обращусь, – заверила я. – Но это вряд ли понадобится.

Биш неловко улыбнулся.

– Не знаю, – сухо сказал он, – привыкну ли когда-нибудь к тому, что ты можешь читать мои мысли.

– Вот-вот, и я это говорю, – улыбнулся папа.

Я посмотрела на них и поразилась, как мирно все складывалось. Кусочки пазла сами по себе, не цепляясь за края, укладывались вплотную друг к другу.

Тут послышался звонок входной двери.

– Интересно, кто это может быть? – удивленно произнес папа.

– Может, Джен? – Я почувствовала, как напрягся Биш. – Вчера я сказала ей, что она может приходить, но после всего, что произошло, думаю, лучше нам прийти самим. Я открою.

Я подошла к двери и, еще не взявшись за ручку, услышала мысли женщины. Сначала я подумала, что это Джен или потом Бек, но, застыла, так и не открыв дверь.

Не может быть…

В надежде убедиться, что ошиблась, я рывком распахнула дверь, и она с шумом хлопнулась о стенку. Там стояла она, собственной персоной…

Моя мама.

Калеб выбежал вслед, почувствовав, как ухнуло мое сердце, и обнял за талию. То ли для того, чтобы успокоить меня, то ли чтобы сдержать – не уверена, что он сам это знал.

– Сара? – раздался за моей спиной изумленный голос папы.

– Привет, Джим, – поздоровалась она. Прошло столько времени, с тех пор, как я последний раз слышала ее голос, что с трудом узнала его. Она похудела, очень похудела, но болезненной ее назвать было нельзя. Скорее она сама постаралась сбросить вес. Волосы она выкрасила в иссиня-черный цвет, сильно загорела и сильно накрасилась.

Мы просто стояли и смотрели друг на друга. Она внимательно, с облегчением, смешанным с удивлением, разглядывала меня.

Она наконец занялась собой. Похудела и подрезала эти жуткие космы. А кто этот…

Мама с искоркой в глазах глянула на моего запечатленного, и я сразу поняла: примирения между нами не будет. Она не изменилась. Ее не интересовало возвращение в нашу семью.

– Ты что здесь делаешь? – хрипло спросил папа.

– Джим, мы же говорили по телефону, и ты знаешь, зачем я здесь. Я готова вернуться домой, – произнесла она нетерпеливо и раздраженно. Мол, как это мы осмеливаемся спрашивать ее, когда она на пороге нашего дома?

– Боюсь, не выйдет, – папа подошел и встал рядом со мной. – У нас сейчас нет свободных комнат.

– Ты с кем-то встречаешься? – Она рассмеялась, словно предположила нечто невероятное.

– Нет, я ни с кем не встречаюсь. Я был немного занят, заботясь о моей дочери.

У мамы побагровело лицо.

– Нашей дочери.

– Хватит! – закричала я. Реагируя на мой гнев, задребезжала люстра над нашими головами. Я почувствовала, как Калеб сжал мою руку, и сделала глубокий вдох. – Хватит, мама. Что ты здесь делаешь, в самом деле?

Я уже видела в ее мыслях, что ее бросил возлюбленный. Она жила в его доме, а теперь ей некуда податься. Мама отказалась работать официанткой, а это была единственная работа, которую ей удалось найти. И сейчас она собиралась сказать, будто ей хотелось убедиться, что со мной после «тяжелого испытания» все в порядке. И что она хочет остаться дома.