Анастасия Волжская - Брак с правом на счастье

Но все это время, в каждом гнусном и болезненном воспоминании моего прошлого именно он стоял за моей спиной. Именно он несколько долгих, жутких лет лепил из меня послушную куклу. Брал, подчинял, подбирал лучшие способы воздействия, пока, наконец, не отдал в руки старшего лорда Себастьяни, чтобы я, согласно задуманному плану, смогла исполнить свое предназначение. Последнее предназначение. Но я выжила, и он продолжил играть моей жизнью, снова и снова, пока приказ не привел меня сюда.

Через охватившее меня отчаяние и отвращение я едва смогла выдавить одно слово:

– Зачем?

Тонкие губы человека передо мной сложились в жутковатую неестественную улыбку.

– Это было необходимо.

– О чем вы?

Он не ответил. Разумеется, ведь послушные игрушки не стоили слов.

Было больно.

Отчего-то внутри было очень-очень больно.

Разум упорно цеплялся за обрывки некогда счастливых воспоминаний, извращенных, искаженных до неузнаваемости. Они рассыпались в пальцах серым безжизненным пеплом. Лживые, ненастоящие. Нужные лишь затем, чтобы привязать меня ещё крепче, сделать еще податливее опасному воздействию.

Совместная работа в лаборатории аптеки под чутким руководством господина Кауфмана. Он никогда не скупился на похвалу, а я радовалась каждому доброму слову наставника как девчонка. Ловила на себе одобрительный взгляд и чувствовала, как в груди теплеет от счастья.

Ложь.

Если бы только я могла вспомнить себя той приютской девочкой, я знала бы, к чему приводят такие вот восхищенные взгляды…

Вечерние чаепития в кругу дружной семьи аптекаря. Смех, разговоры, ароматный пар, поднимающийся от глиняных чашечек-чинаев. Степенная госпожа Кауфман – госпожа Маринни, Маринни-Маринн… «Маринн аль-Раид», вдруг всплыло в голове болезненной вспышкой осознание чудовищного обмана, на который попался Майло, безуспешно искавший лекарство для сына.

Ложь, ложь, ложь.

Счастливая семья, крепкий брак, жизнь в Аллегранце, забота о жителях города, любимая рабoта.

Все ложь.

«Фаринта», - тонкий мысленный голос Даррена ворвался в голову, выдернув меня из черного омута воспоминаний.

Я с трудом разлепила непослушные губы.

– Даррен…

Менталист усмехнулся.

– Я нашел его именно там, где ты и сказала. С законником пришлось повозиться, но, как ты знаешь, любые двери можно открыть, а любую защиту – взломать. Таланты моей драгоценной Чечилии вызывают восхищение.

Внутри все похолодело. Господин Маркони… жив ли он? И Чечилия…

– Что вы сделали? Что…

Он пожал плечами.

– Как и всегда – нашел его слабость. Ты же знаешь, непогрешимый и неподкупный дознаватель не может отказать ребенку, попавшему в беду. Благодарю, моя драгоценная, ты прекрасно разбираешься в людях.

– Я?

Внимательный, чуть насмешливый взгляд господина Кауфмана встретился с моим.

Понимание ударило под дых, выбив из легких весь воздух. Наша первая находка – кристаллы, сочетавшие в себе зелья и энергетическую магию. Сон перед свадьбой Лоиссы, так не похожий на сон. Γрязные ботинки и плащ, найденные пoтом в глубине шкафа. А во сне… нет, не во сне я шла, шла куда-то, ведомая тонкой нитью ментальной связи, я почти добралась до Даррена, чтобы попросить его о помощи, когда…

Что? Был ли это ветер, остановивший меня, или чужое прикосновение? Неужели я привела менталиста в убежище господина Маркони и Даррена?

Нет, нет, нет!

Сердце разрывалось на части. Я заставила себя поднять взгляд и посмотреть на Даррена, мысленно прoся у него прощения и бесконечно, бесконечно сожалея о том, что своими руками отдала мальчика в руки менталиста. Разрушила собственное счастье, которое с таким трудом построила на осколках прежней жизни.

Неудивительно, что лорд Сантанильо не хотел доверять нам с Майло ни одного важного факта расследования. Сначала документы, а теперь еще и Даррен…

Майло меня не простит.

Я сама никогда не прощу себя за это.

А ведь супруг и лорд Сантанильо сейчас должны быть на полпути к лорду Террини. Неужели Тори пустил их по ложному следу? И что, если там их тоже ожидает ловушка?

Горло сдавило паникой. Фигуры менталиста и Даррена расплылись, исказились. Хотелось зажмуриться, сжаться в комок, впиваясь ногтями в плечи и зарыдать в голос от безнадежности и ужаса, но мое тело не подчинялось, и слезы, ничем не останавливаемые, текли и текли по щекам, срываясь с подбородка, пропитывая ворот платья Мелии.

Слoвно подслушав мои мысли, менталист кивнул.

– Да, моя лилия, – равнодушно проговорил он. - Ты сделала большую часть работы, но и Террини оказался полезен. Иногда обострение ревматизма случается так не вовремя. Твоего супруга ждет теплая встреча.

Нет! Нет, нет, нет, нет, нет. Майло…

Где-то на самой границе слышимости я различила тихий тоненький всхлип Даррена.

– Я, я… - я захлебывалаcь слезами и словами. - Я верила… вам.

– Все мне верят, драгоценная моя девочка. Не могут иначе.

Ногти до крови впились в ладони.

Я почти не ощутила боли – оглушенная, ошарашенная тем уродством, что проступало из-под треснувшей маски. Он больше не был человеком, который когда-то был мне больше, чем отец.

Он просто не был человеком.

Господин Кауфман повелительно протянул руку.

– А теперь передай мне документы.

***

– Нет.

Губы произнесли короткое слово прежде, чем захвативший власть над телом приказ менталиста успел остановить меня.

Тело качнуло вперед, но чудовищным усилием воли я заставила себя остаться на месте. Расплата последовала мгновенно – голова буквально взорвалась болью. Но я удержалась, твердо упершись ногами в пол, и сумела не сделать ни шага.

Нет. Я решила для себя уже давно. Даже если сопротивление выжжет меня дотла, уничтожив магию вместе с самой жизнью – пусть. Слишком многие пострадали по моей вине, и я не хотела увеличивать список.

В конце концов, лорд Сантанильо подсказал мне прекрасный способ. Все, что нужно, это попытаться взломать печать. Не станет документов – и менталиcт не сможет закончить свою работу.

То, что при этом умру и я, не казалось такой уж большой платой.

Темная бровь изогнулась.

– Драгоценная моя, ты, похоже, заблуждаешься, – проговорил он. - Твоя задача – делать то, что говорю я.

Последние несколько слов прозвучали с заметным нажимом. Я впервые ощутила связь, что была протянута между менталистом и мной – связь не менее прочную, чем наш контакт с Дарреном, но извращенную, гнилую по своей сути. Если меня и сына Майло сплетали друг с другом тонкие шелковые нити, звенящие радостью, смехом, любопытством и общей любовью к лорду Кастанелло, то господин Кауфман привязал меня к себе крепкими, прочными цепями, рабскими кандалами, ошейником и веревкой. Хозяин и его послушная марионетка.