Анастасия Туманова - Жёны Шанго

К счастью, её и Мбасу не разлучили в чужой земле, продав одному хозяину. Довольно быстро Алайя сообразила, что белый человек не умеет ничего из того, что умел любой мальчишка в Иле-Ифе. Белые люди знать не знали, как входить в чужое ори! Они не понимали, что значит аше и как обмениваться ею! Они никогда не впускали в себя священную силу своих богов! Они не знали гадания Ифа! Всё, что было нужно белым, – нелепое бормотание перед их слабыми богами. Выучиться этим пустякам ничего не стоило. Алайя с трудом душила в себе горький смех, когда белый жрец в чёрных одеждах с важностью объяснял ей, что первое, чему бог научил людей – «Не убей!» Как же так, хотела вскричать тогда Алайя, как же так?! Почему вы совсем не чтите своего бога, почему не слушаетесь его? Почему возносите ему молитвы и падаете ниц пред его идолом, а сами, сами!.. Лжив белый бог, лживы те, кто служит ему: они лгут друг другу до самой смерти и поэтому боятся друг друга. Но не так, всё не так в весёлом и грозном мире ориша, который великий Олодумаре создал для любви! Если ты служишь ориша, ты должен быть верен ему – и в горести, и в радости. Белые не понимают этого: они лгут своему богу так же, как лгут всем вокруг и самим себе.

Оказавшись на плантации тростника, Алайя очень быстро поняла, что нужно делать для того, чтобы тебя не избивали. Она уже была беременна, но до самых родов работала, срезая тростник, наравне с мужчинами, а, родив, отдыхала лишь пару часов. Белым аджогунам не нужны были ни жизнь, ни здоровье рабов: выгодней было купить новых, чем пытаться сохранить живыми старых. Но у Алайя было крепкое здоровье и покровительство Ошун. Она выжила.

Когда их с Мбасу продали другому хозяину и разлучили, Алайя от отчаяния утратила веру. Она решила, что поступит так же, как её мать. В конце концов, ведь только глупые белые люди не умеют умирать, когда хотят! А если ей всё равно придётся уйти, почему бы не прихватить вместе с собой белого человека, который взял её в свою постель? Алайя знала свою силу. Знала, что ей хватит нескольких мгновений, чтобы перервать зубами горло хозяина. Но Ошун пришла к ней в ту ночь и была не на шутку рассержена. Что это вздумала её дочь? Совершить убийство?! Дочери Ошун рождаются для любви и радости! Им запрещено забирать жизни! Перепуганная Алайя простёрлась ниц перед ориша и поклялась исполнить её волю. С той ночи она прилежно служила белому хозяину, и тот ни разу не заметил в её глазах ненависти.

А потом Мбасу удалось бежать. Алайя была так счастлива, что не могла даже говорить и мысленно благодарила свою Ошун, великого Шанго и охотника Ошосси, сомкнувшего лес вокруг беглецов. Алайя знала: муж не забудет о ней. Знала, что в джунглях есть целые деревни беглых рабов, что там чёрные люди живут свободно и счастливо. В негритянских хижинах об этом говорили шёпотом, оглядываясь по сторонам. Именно тогда Алайя пришло в голову добавить в вино хозяина порошок фагара, чьи неприметные семена прибывали из Африки в одежде и волосах чёрных людей и прижились повсюду в чужой земле. Это растение давало напитку чуть заметную горечь, и Алайя приложила все усилия, чтобы в постели хозяин думал о чём угодно – только не о странном привкусе вина. И уж тут Ошун была на её стороне! В ту ночь Алайя служила своей ориша так, как никогда прежде. Белый аджогун, насытившись ею, рухнул без чувств на постель. И тогда Алайя, никем не замеченная, выбралась в окно и пошла в хижины рабов.

Её послушались: о киломбу в лесу слышали все. Всем хотелось избавиться от боли и мучений. Все хотели быть свободными. И в эту ночь, впервые за много лет, над плантацией грянули барабаны макумбы! И ориша спустились к своим детям: неистовый Шанго в красно-белых одеждах, смеющаяся Ошун, суровый воин Огун и охотник Ошосси, и воинственный крик Йанса заставил трепетать проснувшихся надсмотрщиков. И слабым отзвуком отозвались им из леса барабаны киломбу. Не было чёрного человека, который не знал бы языка нгома [53] Нгома – большой барабан. Способ передачи новостей посредством ритмизированного барабанного боя, разносящегося на множество километров, известен в Центральной и Западной Африке. : и йоруба, и эго, и хауса пользовались им, передавая новости через леса и саванны.

Мулаты-надсмотрщики, разумеется, понимали, что происходит в негритянских хижинах по ночам. Но они смотрели на макумбу сквозь пальцы, отлично зная: на фазендах, где чёрных людей в пять-шесть раз больше, чем белых, следует быть осторожными и не перегибать палки. Серьёзную опасность представлял лишь Фелипе, всецело преданный хозяину. Но порошка фагара у Алайя хватило и на него.

Барабаны из хижин взывали к джунглям каждую неделю – и киломбу отвечала. Нгома говорили о том, что Мбасу помнил и жену, и сына, и оставленных на плантации друзей. Он просил повременить. Он хотел освободить рабов не только фазенды Дос-Палмас. Его воины были наготове, в киломбу насчитывалось больше двух сотен молодых мужчин, которые горели жаждой отомстить и рвались в бой. Но Мбасу недаром был вождём. Он ждал. Ждал времени дождей, когда вздувшиеся реки отрежут сразу несколько фазенд от побережья. Когда война, которую белые ведут друг с другом, будет занимать их гораздо более, чем беглые рабы в глубине джунглей.

Однажды Мбасу неожиданно пришёл сам. Пришёл прямо на фазенду, забыв о страшной опасности, и Алайя до сих пор помнила ночь, которую подарила им Ошун – ночь, полную лунного света и шорохов, сонного писка птиц, шелеста листьев, пряного запаха цветов. Сильные, горячие руки Мбасу сжимали её тело, и дыхание его обжигало кожу, и от радости хотелось кричать и плакать. Рабыня Меча умерла в ту ночь, и принцесса Алайя воскресла, родившись заново, как Ошун из жёлтого речного потока. Как ей хотелось тогда уйти вместе с мужем в сырую глубину джунглей, остаться с ним там, где отвратительные белые руки никогда больше не прикоснутся к ней… Алайя знала: стоит ей лишь только попросить Мбасу… Но она была дочерью своего отца, и великие оони йоруба, народа Ифе, смотрели на неё глазами солнца и луны, и сама Ошун не ждала от неё женской слабости. И Алайя заперла свои мысли и желания. И не заплакала, прощаясь с мужем в предутренней мгле. Она понимала: слишком много людей дорого заплатят за её беспечность. Слишком многие навсегда останутся в цепях, умрут под плетьми на палящем солнце, а дети их будут сражаться за протухшие объедки с хозяйскими собаками, а если не погибнут от голода и болезней – станут рабами. Она, Алайя из священного рода Одудуа, не должна допустить этого. Она дала клятву своей Ошун: выдержать всё и дать своим людям свободу и достоинство. Даже тем из них, кто родился в неволе и не смог узнать, что значат эти слова. Она воззвала к Ошун, и та услышала её. И муж Ошун, Шанго, великий и неистовый вождь, владыка молний, должен был помогать Мбасу.