Анастасия Туманова - Дети Йеманжи

– Сто двадцать кусков! – взвился Ошосси, который после «чибунго» сделался пепельно-серого цвета. – Сто двадцать кусков! И все они пойдут Йанса! И ты, сеу полковник, можешь хоть обосраться тут со своим…

– Йанса?.. – На миг Огун, казалось, растерялся.

– Йанса, – сквозь зубы подтвердил Ошосси. – Ты знал, что она собирается назад в Бразилиа? В «Планалту»? Потому что здесь для неё нет дела!

– Значит, все эти разговоры о школе капоэйры…

– Огун!!! Йанса лучший местре в городе – но для своей школы нужны деньги! Много денег! Аренда, реклама, инструкторам платить, налоги… Ты что, на облаке живёшь, полковник?! Денег у неё нет и не было! И её опять несёт в армию! Она только там чувствует себя человеком! Особенно после того, как этот гад Шанго её бросил! Йанса – не Оба! Она не будет варить фейжоаду и таскать Эшу за ухо, а потом ему же вытирать сопли! Ей надо…

– Йанса не примет от тебя денег! Она знает, откуда они взялись! Ей не нужно, чтобы ты снова сел на нары!

– Лучше я пойду на нары, чем она – на войну! С нар возвращаются!

– Сукин сын, – тихо сказал Огун, дёргая пряжку своего ремня. – Я сейчас тебя просто…

– Ну давай, бей, бей, если хочешь, давай! – заорал на весь дом Ошосси, с грохотом прыгая с подоконника на пол. – Если справишься! Только дело уже сделано! Колумбийцы давно у себя дома! Наркота вовсю продаётся в порту! Я уже отбил деньги Марэ! И даже вернул их ему! Пока ты наводил порядок в Рио, сеу полковник! Уже ничего не изменить, понимаешь, ты?! И не тебе… нет, не тебе меня судить! – он вдруг коротко, странно рассмеялся. И этот смех показался Эве страшнее, чем всё, что она только что услышала в этой комнате.

– Ты тоже не святой, Огун! Вспомни, зачем ты ходил к своему отцу! Зачем ты ходил к нему пятнадцать лет назад?! Мать знает об этом! Ей рассказали! Совсем недавно! Она плакала как безумная в ту ночь!

– Кто ей сказал? – Огун спросил это тихо. Очень тихо, но Ошосси тотчас умолк.

– Брат… – голос его дрогнул. – Послушай…

– Я спрашиваю тебя. Кто ей сказал? – Огун не повышал голоса. Ошосси прижался спиной к стене.

– Я… Я не знаю. Это было ночью. После того, как Шанго… сделал то, что сделал. Эшу не мог с ним справиться. Мы вдвоём выволокли его на двор, я дал Шанго по морде, и он отключился! Эшу тоже был пьян и вырубился следом. Мать заперлась. А я сидел внизу… Ждал. Огун, прошу тебя…

– Продолжай!

– Ночь почти прошла. Мать позвонила кому-то. Долго говорила. Я слышал, что она плачет. Сначала я не хотел… Потом взял трубку. Ту, внизу…

– Помню. Дальше.

– Ну и… услышал. Они говорили о тебе.

– С кем она говорила? Отвечай! – вдруг рявкнул Огун. – С кем? С мужчиной или женщиной?!

– Я… я не понял… Было не разобрать…Ты же знаешь, снизу всегда плохо слышно… Огун! Я правда не понял! Я клянусь!

Наступила тишина. Огун медленно, как ожившее каменное изваяние, развернулся к брату. Эва не видела его лица, – но его видел Ошосси. И вжался в стену так, словно надеялся раствориться в ней. Эва успела заметить смертный ужас в его широко раскрытых глазах.

Но ничего не произошло. Огун молча повернулся и вышел из комнаты. Он прошёл мимо застывшей Эвы, не заметив её. Ошосси закрыл глаза и буквально съехал по стене на пол. Эва увидела, как его трясёт. И бросилась к нему.

– Уже всё… всё! Ошосси! Успокойся, он ушёл! Хочешь кофе? Или воды? Или курить?!

– Не дай ему уехать, – не открывая глаз, сказал Ошосси. Его лицо было покрыто бисеринками пота. – Без него нам конец.

Не задумываясь, Эва выбежала из дома.

Чёрный джип уже трясся и рокотал. С веранды за ним с изумлением наблюдали Оба и Марэ. Эва кубарем скатилась с крыльца, промчалась через двор и кинулась наперерез джипу, когда тот уже трогался с места.

– Огун! Подождите, Огун!

Джип остановился, завизжав тормозами, в полуметре от неё. Огун вылетел из машины, яростно хлопнув дверцей.

– Ты в своём уме, дочь моя?! – От его бешеного рычания по волосам Эвы пробежал сквозняк.

– Подождите, – повторила она, всхлипывая от страха. – Не уезжайте… Что мы все сможем без вас?

Некрасивое, иссечённое шрамами лицо Огуна застыло. Он опустился на подножку джипа. Не глядя, протянул руку. Перепуганная Эва, повинуясь этому жесту, подошла ближе.

– Почему ты говоришь мне «вы», малышка? – негромко спросил Огун. Голос его уже был обычным, спокойным. – Я твой брат.

Эва осторожно присела рядом. Огун обнял её тяжёлой рукой за плечи, и девушка, разом обессилев, прижалась к нему. Зачем-то спросила:

– Вы… ты воевал?

Он кивнул.

– Где?

– Колумбия, Венесуэла, Эквадор… Много где, – Огун странно усмехнулся. – Этот гад Шанго говорит, что я такой же убийца и бандит, как и он.

– Но… это ведь не так?

– Не знаю. Наверное, так.

Эва молчала, не зная, что сказать. Затем, осторожно нащупала руку Огуна. Шёпотом попросила:

– Не уезжай… Разве мы справимся сами?

Он молча покачал большой головой. Бережно сжал в ладони пальцы сестры. Усмехнувшись, сказал:

– Ты ведь даже не знаешь, во что ввязалась, малышка.

– Я уже разобралась, – тихо возразила Эва. – Дона Жанаина… ваша мать обижена на Шанго. Но то, что он сделал, было лишь последней каплей, – так?

Огун заинтересованно покосился на неё. Медленно кивнул.

– До этого случилось ещё много чего, – слегка осмелев, продолжила Эва. – Шанго и его… женщины. Эшу и Ошун, которые обидели Оба. Ошосси… дал слово и не сдержал его. Обалу изуродовал Ошун. Марэ дал денег Ошосси, зная, на что они пойдут.

– Все дети вели себя плохо, – с хмурой усмешкой подытожил Огун. Эва тихонько погладила его по плечу.

– И… ты тоже?

– Я не думал, что мать знает, – после долгого молчания хрипло сказал он. – Это было давно. Я не понимаю, кто… Кто и зачем захотел сделать ей… так больно. Через столько лет.

Эва почувствовала, что больше ни о чём спрашивать не надо. По крайней мере, сейчас. «Мы поговорим потом, – подумала она. – Он мой брат. И мы поговорим обо всём после. Если он захочет. А сейчас…»

Стрекочущий, как пулемёт, грохот двигателя разорвал тишину. Мотоцикл Эшу, дёргаясь и виляя, ворвался на земляную площадку перед домом, остановился и медленно, словно живой, начал заваливаться набок. Эва успела заметить, что за рулём – Ошун: зарёванная, растрёпанная, с оскаленными от напряжения зубами. Эшу сидел сзади, обхватив Ошун за талию и тяжело, всем телом навалившись на неё. Платье Ошун было испачкано чем-то бурым, похожим на жидкую грязь.

Огун вскочил, чуть не опрокинув собственный джип. Эва едва успела вывернуться у него из-под руки. А от дома уже летел Ошосси. Но не он, а Огун поймал Эшу, тяжело рухнувшего с мотоцикла. Ошун неловко спрыгнула сама. Переднее колесо мотоцикла ещё крутилось. Кружевной подол платья намотался на него, и Ошун, потеряв равновесие, с криком упала на землю. Судорожно дёрнув подол, оторвала его по колено – и разрыдалась.