Анастасия Туманова - Дети Йеманжи

Эва бросилась к стене… и не успела. Иабы ворвались в комнату, разом забив её чуть не до потолка. Сквозь их вонючий, царапающийся поток Эва кинулась к дверям. Ноги скользили по склизкой шерсти, шевелящимся телам. Хриплые стоны-угрозы летели вслед, цепкие когтистые лапки цеплялись за одежду. Но Эва упрямо, спотыкаясь и падая, спускалась по ступенькам вслед за Йанса и Шанго. Она уже была на середине лестницы, когда визжащая тварь кинулась, оскалив кривые зубы, прямо ей в лицо. Эва едва успела поднять руку – и от острой боли в предплечье чуть не рухнула на пол. Раздалась хриплая мужская брань, мимо глаз Эвы пролетел ядроподобный чёрный кулак – и иаба с тошнотворным шмяком ударилась о стену. На штукатурке осталось смердящее сине-красное пятно. Отвернувшись от него, Эва понеслась дальше.

Они были уже внизу. Мачете Йанса сверкало, поражая последних иаб. Огромная рука Шанго схватила Эву за плечо и послала вперёд, как бейсбольный мяч. Она сразу оказалась у входной двери и из последних сил упёрлась обеими руками в шершавые доски с чешуйками отслоившейся краски. Дверь подалась, – и Эва вылетела на улицу, под благословенный солнечный свет. И сразу узнала тупик со слепыми стенами. И кинулась к красной машине, стоящей на углу, на бегу нащупывая в кармане ключ.

Никогда прежде Эве не приходилось водить «тойоту». Но даже мысли об осторожности не было в голове, когда она подала машину задним ходом к крыльцу дома, перед которым уже расползалась лужа крови. Йанса, поскользнувшись в этой луже, с проклятием выбежала наружу. Следом нёсся Шанго. Легко, как щепку, подняв валяющуюся на мостовой дверь, он запустил её внутрь дома, сопроводил этот полёт грязнейшим ругательством – и вслед за Йанса прыгнул в машину. Эва нажала на газ – и с ужасом увидела, что мулатка вытаскивает из-под сиденья автомат.

– Не… не надо…

– На всякий случай, – процедила Йанса, выставляя блестящий ствол в окно. Щёлкнул предохранитель. Короткая очередь прошила землю перед дверью, и пронзительные вопли иаб словно отхватило ножом. «Тойота» взвизгнула покрышками и рванулась вперёд.

Эва судорожно цеплялась за руль. Обшарпанные дома, куски неба между ними, пальмы, лотки и киоски, перепуганные лица слились в одну сплошную полосу. Эва сигналила как сумасшедшая, без перерыва, отчётливо понимая, что, если она задавит человека, ей останется только утопиться в море. Несколько раз ей приходилось тормозить так резко, что машину заносило. А когда сзади послышалась полицейская сирена, Йанса спокойно сказала:

– Поменяемся, дочь моя. Марш назад. Ты просто молодец.

Полуоглушённая Эва кое-как сползла с водительского места, дёрнула заднюю дверцу и упала в пропахшее кровью и серой нутро машины – на колени своего брата Шанго.

Обратной дороги Эва не помнила: милосердное забытьё поглотило её. Гремели барабаны, сотрясая землю, и снова океан, тяжко рокоча, подходил к её ногам. Пели зелёные глубины моря, звенели водоросли, раковины раскрывались, как женские губы, и белая пена плясала на гребнях волн, источая терпкий запах йода. Барабаны сливались с шумом волн, и Эва тянулась к воде, понимая: что-то спрятано там, в прохладной светящейся глубине, среди утонувшего мерцания звёзд, – что-то, что никто, кроме неё, не сможет поднять… «Одойя, Йеманжа! Одойя, звезда моря, утешение страдающих, тепло и покой мятежной души… Одойя, царица океана, пошли нам твои волны, протяни нам твои руки, исцели наши грешные сердца… Одойя, одойя, одойя, Йеманжа!!!» Тяжёлый грохот волн. Бой барабанов, древняя дрожь океанского дна…

… – Да жива она, говорят вам! Эшу, перестань орать! Ничего страшного! Просто много аше ушло на этого засранца!

Сердитый голос Йанса пробился в сознание Эвы словно сквозь плотную подушку. Веки казались склеенными. Голова гудела колоколом. С огромным трудом разлепив глаза, Эва обнаружила, что её держит на руках злой, как сатана, Эшу, и его майка темна от крови.

– Где это ты? Эшу! Опять?!

– Это твоя кровь, дура, – буркнул он. – Ну-ка, пойдём отсюда: пусть Осаин посмотрит…

– Нет… нет! – Эва разом вспомнила всё и, коротко охнув от боли в распухшем запястье, соскользнула с рук Эшу на землю. – Где Йанса? Ей было в сто раз хуже, она…

– Она уже в доме. Ушла зализываться. Всё хорошо.

– А… – Эва осеклась на полуслове. Потому что Шанго, о котором она собиралась спросить, стоял в двух шагах от неё, небрежно привалившись к красной «тойоте». Стоял неподвижно, скрестив на груди руки, – огромный, чёрный, как вечерняя тень, скрывающая его лицо. Тяжёлая угроза шла от Шанго волной. Из-под полуопущенных век тускло светились белки. До Эвы доносилось его дыхание – отрывистое, частое, как у животного. Шанго молчал. Молчали и остальные.

– Малышка, пойдём, – раздался над ухом Эвы негромкий голос Эшу. – Не надо на это смотреть…

Эшу не успел увести сестру: по крыльцу уже спускался Огун. Его массивная фигура на миг загородила пылающий между деревьями шар солнца.

– Ну? – негромко спросил он, подходя к брату. – Опять бабы вытянули тебя из заварухи?

– Я их об этом не просил, – нагло ответил Шанго. Он не отшатнулся, когда Огун приблизился, и даже не изменил позы. И, когда Огун ударил его в лицо, не упал – лишь слегка качнулся назад. Только второй удар отшвырнул Шанго на капот машины, а третий – бросил на землю.

– Огун!!! – послышался истошный вопль. Из дома вылетела Ошун. Растрёпанные волосы липли к её мокрому от слёз лицу. Стоящий у крыльца Ошосси попытался было поймать её, но Ошун ловко увернулась и бросилась к машине. Тоненькая, лёгкая, она проскользнула под рукой Огуна и кинулась к Шанго.

– Отойди от него! Отойди, Огун! Это мой муж! Ты к нему не прикоснёшься, пока я жива! Ты убьёшь его только вместе со мной!

– Не мешай, девочка, – почти спокойно попросил Огун. Ошун в ответ залилась слезами – и распласталась по лежащему ничком Шанго, как морская звезда.

– Никуда… Никуда… Я никуда не пойду, нет!

– Снова спрячешься за женщиной? Как всегда? – ровным голосом спросил Огун. И тут же Ошун со сдавленным криком откатилась в сторону, а Шанго вскочил на ноги. Лишь на мгновение закатный свет упал на его физиономию – уже залитую кровью из рассечённой брови. Такого отчаяния и бешенства Эва не видела на человеческом лице никогда.

Ошун, вскочив, как кошка, снова приникла к мужу. Но Шанго не глядя, одним рывком отодрал её от себя и швырнул в руки Ошосси. Тот вскинул рыдающую женщину себе на плечо и исчез с ней в глубине дома. А Огун замахнулся снова.

Больше всего на свете Эве хотелось закрыть глаза и исчезнуть. Чтобы не видеть, как Огун с окаменелым лицом бьёт снова и снова, поднимая громадный, как чугунный молот, кулак. Как Шанго шатается под этими страшными ударами, падает и безмолвно встаёт, вытирая кровь, снова падает и снова встаёт. Эшу, Ошосси, Марэ и Обалу смотрели на это как заколдованные – не двигаясь, не пытаясь вмешаться. «Огун же убьёт его… Что можно сделать? Кричать?!» Эва попыталась крикнуть, но из стиснутого судорогой горла вырвался лишь беззвучный писк.