Елена Звездная - Лесная ведунья 2

«Лешинька», — прошептала мысленно, в глаза чёрные заглядывая виновато. — «Я в тебе уверена, знаешь ведь. Никогда и никого у меня ближе тебя не будет, да не хочу, чтобы больно тебе было, понимаешь?».

Затрещал леший корою древесною, да и так ответил:

«Говоришь больно за меня? А мне каково было, когда ты каженный вечер до могилки шла и слёзы горькие проливала? Но то твой выбор был, я его уважал».

И поняла я всё, да только:

«Тебе больно будет, а плакать стану я, Лешинька…»

Развернулся друг сердешный молча, да и без слов в лесу скрылся, осталась я стоять, за каждое слово себя ненавидя.

Да аспид вдруг утешил:

— Ты, хозяйка лесная, хоть и сказала, что в верности лешего уверена, но вспомни — ранее другое поведала, что не пустишь лешего в Гиблый яр, от того, что там ведунья его прежняя, и коли та призовёт, ты ему уже будешь не указ. Вспомнила?

Вот после этого стало чуть легче, да всё равно — горько и тяжело на душе. Чувствую долго прощения просить буду, очень долго. И простит, конечно, правду ведь сказала — никого у меня ближе лешего нет и не будет, а всё равно на душе тяжело.

— Идём, — предложил аспид.

И руку протянул.

Я на ту руку поглядела, на ней браслет обручальный серебра светлого сверкал ярко, кожа то у аспида чёрная, матовая, чешуйчатая, так что браслет выделяется сильно, а свою ладонь всё равно не протянула. За клюку ухватилась сильнее, да и пошла к октагону, сделав вид, что не было руки протянутой, не было и моего демарша независимости.

«Простил уже» — донеслось до меня от лешего послание мысленное.

«Покажу тебе ведунью, своими глазами покажу», — пообещала я.

Так и помирились.

Так что до октагона дошагала я с улыбкой счастливою, встала, между фигурою магической и избушкой, клюку держу, аспида жду.

Тот шёл неторопливо, от чего-то на меня глядел пристально, и взгляд его недобрым был, ох и недобрым, да только — а нечего меня за руку водить, чай не ребёнок!

Когда подошёл ко мне аспид, я уж чуть не постукивала туфелькой от нетерпения, но ждала. Терпеливо ждала. А едва подошел, предупредила:

— Как обеих выпустишь, за меня встанешь.

Совсем хмурым аспид стал, да и произнёс мрачно:

— За спинами женщин не прятался и начинать не собираюсь.

Поглядела я на него скептически, аж до боли в шее — высок был господин Аедан, да и ответила:

— Аспидушка, родненький, перед тобой не женщина, перед тобой сила леса Заповедного. Так что будь добр, делай что говорят.

И тут вдруг взбеленился аспид, да и прошипел яростно:

— А иначе что?

Ну, сам спросил, я не настаивала.

— Леееесь, — позвала невинно.

Зловредина поганистая явилась незамедлительно. Ещё через краткий миг аспид был спеленат, аки дитя малое, Леся-затейница, даже попыталась было его поукачивать — ну страдала чаща от неиспользованного материнского инстинкта. Да не тут то было — полыхнул аспид пламенем, путы сжечь пытаясь.

Улыбнулась я.

Усмехнулась Чаща…

Остался аспидушка во всё тех же путах, только теперь лоза была обожжённая, а потому крепче стала, надёжнее даже.

И на этом демонстрацию силы прекратив, я приказала Лесе отпустить пленника и исчезнуть. Исчезнуть, это потому, что не умела Чаща моя после пакости вид сурьёзный принимать, и лыбилась издевательски, а у аспида, может, гордость.

Про гордость угадала — стоял теперь весь как туча грозовая, да смотрел на меня так, что я себя Гыркулой обмолвившимся о портках почувствовала.

— Предупредила ведь, — сказала примирительно. — Я тебе не женщина, аспидушка, я хозяйка Заповедного леса, то есть я — это лес. Считай — я дерево. За деревом от непогоды укрыться не постыдно ведь, согласись.

Не согласился, но на шаг отступил. Да так что вроде и чуть за мной, а всё же практически вровень.

— Ассспидушшшка, — прошипела я.

Поскрежетал зубами, но ещё на шаг назад отступил. И вовремя, а то уже вампиры с волкодлаками как-то тоже опасаться перестали и решили подойти поближе.

— Двадцать шагов назад! — приказала я, голос повысив.

Кровопийцам и мясоедам пришлось послушаться, моровики весело остались на месте — им то что, им ничего не сделается.

А затем аспид достал два артефакта-ловушки, да и бросил их в октагон, на максимальном расстоянии друг от друга, так чтобы попали они по краям центрального прямоугольника, но не выходили за линию удалённых кристаллов.

И задымились оба артефакта.

Я сжала клюку напряжённо вглядываясь, аспид, кажись, нарушил запрет и приблизился вплотную ко мне, но хоть стоял позади, и то хлеб.

А потом случилось то, чего ожидала я, но никак не ждал аспид.

Лесные ведуньи не простая нечисть, и нежить из них вышла тоже не простая, а потому из левого артефакта змеей-молнией метнулся побег тернистый прямо к горлу аспида, да ведунья в удар всю силу вложила, так что прорвал побег контур октагона и жертву бы свою настиг… но я на пути стояла.

Вскинула клюку, и отбросило лиану ядовитую терновую обратно в контур.

Вторая ведунья атаковать аспида не стала, поняла, что не противник она мне, от того не до аспида — до Гыркулы попыталась достать…

— Шаиссен! — прошептала я.

И осыпался побег пеплом безжизненным. Взмах клюкой и пепел смело в контур октагона.

— Я бы справился, — вдруг сказал аспид.

— Едва ли, — ответила, напряжённо глядя на оба артефакта, которые дымились, но замерли, явно обдумывая следующий шаг. — Ты пойми, аспидушка, мне не сложно им противостоять, потому что это мой лес, моя территория. Я здесь непобедима. А тебе силы беречь нужно, ведь по ночи опять в бой пойдёшь, я правильно понимаю?

Помолчал аспид, да и ответил сдавленно:

— Правильно.

Улыбнулась я невольно, да и прошептала:

— Спасибо.

— За что? — мрачно вопросил союзник мой военный.

— За то, что понимаешь и гордыню свою в узде держишь. Я это ценю. Очень. Спасибо.

Хмыкнул аспид, говорить ничего не стал, оно и не требовалось.

Между тем, дым из левого артефакта валить перестал, показался побег, да весь чёрный, гнилой, больной, а из него как из семени восстала лесная ведунья. И содрогнулась я невольно, чуть шага назад не сделала, да отступать было некуда, позади меня вплотную уж аспид стоял, так что вид я приняла уверенный да гордый, а самой жутко было до крику истошного.

Мёртвая лесная ведунья.

Вместо глаз человеческих — глаза ворона.

Кожа потемневшая, где зелёным мхом покрыта, а где чёрной потрескавшейся кожей. Впалый рот, да в ухмылке жуткой, хуже звериного оскала скалится, а в остальном… ну парик и плащ у меня пострашнее были, не зря в них столько сил да смекалки вложила. Даже гордость взяла за своё рукоделие.

Но хватило моего воодушевления ненадолго — я ж не только ведунья, я и ведьма ещё. А от того больше увидела, чем хотелось бы — над этой нежитью висела чёрной тучей несправедливость, да мрачным туманом — предательство. И замерла я, в ведунью вглядываясь, а у самой дыхание перехватило, слёзы глаза жгли.