Альма Либрем - Личная ведьма для инквизитора

Гера рванулась вперед, кажется, собираясь защищать честь рода Аденауэр до последнего, но я осторожно обнял её за плечи, останавливая девушку.

— Не надо, — тихо прошептал я Гертруде на ухо. — Я сам, ладно?

Гера напряженно кивнула.

- Я ещё потерплю немного, — прошипела она. — Но ещё одно оскорбление, и, извини уж, твоя мать вылетит из моего дома.

Надо же. Гертруда даже мне не напоминала о том, что пока что это исключительно её жилплощадь. Конечно, станет ничья, если вдруг мы не поженимся, но о такой перспективе развития событий мы пока что старались не задумываться.

- Мама, — я повернулся к женщине и постарался говорить спокойно. — Ты находишься не у себя дома. И это по меньшей мере непорядочно — оскорблять мою невесту и её родственников. Я понимаю, что у вас может быть какая-то личная неприязнь, — на этих словах фрау Маргрет фыркнула, явно с трудом сдерживаясь, чтобы не высказать свое личное мнение по поводу всего происходящего, — но мы можем выяснить всё спокойно.

— Никогда! — женщина упрямо топнула ногой. — Будь моя воля, я бы их прокляла, да так, чтобы у них даже шанса больше рядом с тобой оказаться не было!

Ну это уже слишком!

— Да за что ты их так ненавидишь?! — возмутился я. — Что тебе могли сделать фрау Аденауэр и её внучка, что ты устраиваешь такие представления!

— Это я, — вскинулась неожиданно моя мать, — я должна была стать её лучшей ученицей! Именно мне она обещала передать весь свой дар! Она видела, что её дочь ни на что не способна и была уверена, что все её дети родятся пустыми, как вот эта свора, которая гоняет сейчас по коридорам. Они же толком не способны колдовать! Она обещала мне, что всё будет в лучшем виде… Я приезжала к ней, оставляла своего маленького ребенка с отцом, жертвовала всем, чем могла, чтобы стать наследницей дара, а потом её дочь, эта бесполезная дрянь, которая только и может, что менять мужиков, как перчатки, взяла и принесла дитя в подоле! И доченька оказалась высокоодаренной. Конечно же, фрау Маргрет! — она повернулась к женщине. — Конечно же, вы вмиг всё бросили! Зачем вам посторонняя, если можно отдать всё своей внучке! Вы отдали дар ей, а меня оставили ни с чем.

— И это, — вскипела женщина, — ты смеешь говорить мне после того, как донесла на мою семью, и нас едва не сожгли на костре? Это после того, как ты сама толкнула меня в объятия инквизиции, ты смеешь рассказывать о том, что я тебя предала?! Да нам пришлось бежать — мне, моей дочери, моей внучке, — бежать, бросив всё, чтобы только остаться в живых! И после этого ты расскажешь, что мечтала получить дар? Что я не по заслугам лишила тебя права унаследовать его?!

Мы с Герой, под напором ссоры отступившие в сторону, удивленно переглянулись. Да и моя мать, кажется, была шокирована подобным обвинением.

Все прекрасно знали: если одна ведьма предает другую, то совсем скоро она тоже попадет в лапы инквизиторов. Те беспощадны. Они запоминают тех, кто рассказывает о своих сестрах и братьях по дару. И когда информационный канал иссякает и перестает быть полезным, приходят к ним…

По сути, стать самим инквизитором куда удобнее, чем идти по пути бесконечных жалоб. Сдал одного — вынужден будешь сдать и второго, пятого, десятого, а потом дойдешь и до собственных детей. Однажды по такому пути пошел маркграф фон Ройсс, и мы с Герой прекрасно знали, чем для него это закончилось.

— Что? — прошептала Лина. — Марго, так ты уехала, потому что за вами охотились инквизиторы?

— А ты думаешь, — бабушка Гертруды прищурила глаза, как будто пыталась определить, как именно ей будет удобнее уничтожить своего врага, — что мы бы покинули насиженное место только потому, что я дар тебе передать не хотела? Знаний пожадничала? Да моя внучка и так родилась одаренной, зачем ей нужны были мои подарки?!

Фрау Маргрет выглядела воистину грозная. Сейчас вокруг неё сгрудились все её внуки, и я наконец-то смог их сосчитать. Двенадцать! И это ещё без Гертруды.

Тринадцать детей, рожденных одной женщиной. И по большей мере от разных мужчин. Какой всё-таки кошмар…

Но я не сомневался в том, что Гера пошла не в мать — в бабушку. По крайней мере, когда Гертруду что-то не устраивало, выглядела она примерно так же. Куда-то исчезал облик ведьмы-бытовички, которая отлично умеет готовить да по щелчку пальцев может убраться в доме. Появилась сильная, могущественная боевая ведьма, которая могла взмахом руки не пироги напечь, а размазать своего врага по стене.

Дети, жавшиеся к своей бабушке, выглядели как-то совсем жалко. Я не чувствовал их магию; по большей мере они были практически пустые, способные на не слишком серьезное колдовство. А вот сама фрау Аденауэр с трудом сдерживала клокочущую внутри её тела силу. Она была могущественна, даже больше чем могущественна, и, что самое главное, отлично умела управлять собственным даром.

Да, мама не зря у неё училась. Эта женщина могла передать немало знаний.

Я понимал, что, возможно, следовало вмешаться, развести их по разным комнатам, встать между матерью и бабушкой своей невесты, но оставался стоять на месте. Как будто чувствовал, что, возможно, буду лишним в этой безмолвной беседе. Женщины как будто продолжали драться, вот так, взглядами. Они должны были выяснить ответы на все вопросы, определиться, что когда-то стало причиной трагедии.

Моя мать боялась инквизиции и ненавидела её. Я не верил в то, что она, тем более, из-за элементарной жадности, могла бы так просто кого-то предать. Тем более, новорожденного ребенка! Она сама была ведьмой, вышла замуж за колдуна, да и я пользовался чарами с самого рождения!

Нет, это была не мама…

— Я никогда, — прошептала Лина, — никогда бы не стала этого делать. Да когда я приехала, я увидела только пустой дом. Мне сказали, что ты уехала. Передала дар своей внучке, имя которой скрыла от всего мира, чтобы случайно на вас не вышли инквизиторы. Я пыталась вас найти, но только находила подтверждение того, что ты нарушила свой ведьминский долг и предала меня, свою ученицу! Инквизиция? Да ведь я желала своему сыну счастья, а не собиралась отдать его, когда у меня закончатся ведьмы, жизнь которых я смогу обменять на свою!

— Так значит, это сделала не ты…

Маргрет казалась шокированной.

Женщины смотрели друг на друга, как будто впервые видели.

— Конечно, не я! — подтвердила моя мать, мигом растеряв всю серьёзность, всю жестокость. От ненависти, плескавшейся в её взгляде, не осталось и следа.

— Но кто тогда? — прошептала Маргрет. — Ведь я никому никогда не рассказывала о своем даре. Клиенты никогда не видели меня, они приходили в другое место. Я умела хранить свой секрет!

Гера резко помрачнела.

— Мама…

— Твоя мать, конечно, спала и спит с кем попало, — недовольно ответила фрау Аденауэр, — но она не настолько дура, чтобы подвести саму себя к инквизиторскому костру!