Карина Демина - Одинокий некромант желает познакомиться [litres]

Земляной заговорил, но голос его растворялся в плотной каменной тишине. Медленно зашевелилась тьма внутри.

– А ты, славный мальчик Янек, добрый мальчик, как мог ты уйти из дому? Бросить их, твоих сестер, твою матушку… Ты обещал отцу защитить, а вместо этого сбежал. Нехорошо…

Голос Земляного в какой-то момент перебил этот речитатив, и тварь захлебнулась. Захрипела. И выгнулась, блеванув кровью.

Надо было бы целителя пригласить. Отправить кого? Нет, Глеб взглянул на подопечных. Их сейчас нельзя выпускать из поля зрения. И возможно, зря они привели их.

Потусторонники и для взрослого разума испытание, что уж о детях говорить. Но тогда идея казалась хорошей. Показательный, мать его, пример.

– Сами понимаете, тварь не горит желанием покидать мир, – Глеб заговорил, пытаясь отвлечь мальчишек от зрелища: тварь каталась в круге, визжа и вереща, то ругаясь, то захлебываясь новой порцией рвоты. – И стоит помнить, что лишь в первые сутки ритуал безвреден. Относительно безвреден для реципиента. Чем дольше тварь сидит в теле, тем сложнее отделить ее от этого тела. Вспоминая историю, Салтыкова была одержима годы. И после изгнания, скажем так, многие полагали, что милосердней было бы избавить ее от мучений.

Последние слова упали камнем. И тварь захлебнулась криком. А потом вновь стало тихо. Очень-очень тихо, и только Земляной, прислонившись к стенке, провел ладонью по губам:

– Сильная… не связывайтесь, не слушайте… Если вдруг столкнетесь, если вдруг заподозрите, что перед вами одержимый, обязательно отпишите в управление. Неважно, кто этот человек, какое место в обществе занимает, какими наградами и титулами обвешан. Неважно, что у вас нет доказательств или что подозрения ваши вам самим кажутся нелепыми. Пишите. Сначала пишите, а потом проверяйте.

Тьма всасывалась в печати, и те знакомо тянуло. Впрочем, к этой боли Глеб привык, он и за боль-то ее не полагал. К целителям все равно надо будет наведаться. Просто убедиться, что тварь ошиблась или слегка исказила действительность. Это еще не ложь, это правда, но не всякой правдой можно пользоваться.

– Потому что если сделаете наоборот, то исчезнете. В год, чтоб вы знали, бесследно исчезают около двух тысяч человек, это по официальным данным. Мой дед полагает, что цифра изрядно занижена. Не всегда есть кому подать заявление. И не всегда его принимают, а еще никто не считает бродяг да нищих… – Он шагнул в круг.

И Калевой приподнялся:

– Он его что… развяжет?

– Да.

– Просто развяжет? А если… если…

Земляной разрезал веревки и из круга вышел.

– Все просто, – сказал Глеб, усаживая мальчишку на место. – Если мы все сделали верно, Арвис выйдет из круга.

– Только, – Земляной поднял рубашку и вытер пот, смешанный с кровью. Причем рубашкой Глеба, – выйти он должен сам. Запомните, кто бы ни был перед вами – ребенок, женщина, седой старик, беременная, которая вдруг начала рожать, – покинуть круг он должен сам.

У Арвиса получилось. Правда, ближе к вечеру.

Анна разглядывала красного монстра, который вытянулся, перегораживая калитку. Монстр был, безусловно, прекрасен. У нее даже появилось почти противоестественное желание немедленно сесть за руль. Но Анна его подавила.

– Благодарю, – сказала она Павлу Аникеевичу, который держался подле с видом пренезависимым. – Но… он что, серьезно?

– Конечно, Анна Платоновна, Никанор Еремеевич всегда серьезен в том, что касается подарков.

Анна кивнула. Его правда, с подарками бывший муж не шутил, но прежде он предпочитал дарить вещи куда более практичные, что ли? И вот что с монстром делать?

Он небось не песцовая шуба, чтобы тихонечко лежать в шкафу, средь шуб горностаевых, норочьих и прочих, невместных в гардеробе обыкновенной мещанки. Или вот камни… сапфировый гарнитур был хорош, а главное, в отличие от монстра места занимал мало.

– Что-то случилось, верно? – она все же коснулась сияющего лаком крыла. – Что?

– Анна Платоновна!

– Павел Аникеевич, – тон в тон отозвалась Анна, – вы заставляете меня гадать…

Павел Аникеевич развел руками.

Стало быть, случилось, но говорить о том он не имеет права, связанный клятвой. Анна склонила голову, давая понять, что поняла. И… ей ли лезть в дела чужие?

– И что прикажете с ним делать? – тихо спросила она. – Мне и поставить-то его некуда.

– Сегодня мастера прибудут. Никанор Еремеевич сказал, чтоб я на старые конюшни глянул, все одно стоят без дела.

Как сказать… Коней Анна и вправду не держала, но вот на конюшнях нашлось место мешкам с черной землей, доломитовой муке, сушеному мху, камешкам морским и прочим мелочам, потребным в хозяйстве ее. С другой стороны, конечно, мешки подвинутся, сарай строился еще в те времена, когда приличному дому без собственных конюшен обойтись было никак невозможно, а судя по внутреннему разделению, держали в нем и иную скотину, куда менее благородную.

– Вы ведь не отстанете?

– Увы, у меня приказ…

– А ворота?

– Так старые сменим. Там петли перевесить, смазать. Экипаж проходил, и мотор влезет. Вы не подумайте, Анна Платоновна, сработаем быстро, вы и заметить не успеете.

Он виновато улыбнулся, и Анна вздохнула, подумав, что бывшего супруга ей не переупрямить. Да и мотор был… хорош.

– Цветы не попортите. Я… потом решу, как дорогу расчистить.

– Велено новую положить, – уточнил Павел Аникеевич. – Но мы постараемся. А про цветы я помню, не обижайтесь.

– Не обижаюсь.

Монстр манил. Он смотрел на Анну круглыми очами фар, он лоснился и даже замерший казался изготовленным к прыжку. Желание оказаться внутри стало почти невыносимым, но…

Если бы Никанор явился сам, Анна отправила бы его вместе с монстром. И он это знал, как знал, что на Павлушу Анна ругаться не станет. И подарок примет, хотя бы из сочувствия к нелегкой его жизни.

– Хорошо, – она все же приоткрыла дверцу и вдохнула сладкий аромат кожи и дерева. – Но…

– Вы не беспокойтесь, – Павел Аникеевич распахнул другую дверцу. – Смотрите. Мотор сработан по специальному заказу с учетом некоторых… ваших особенностей.

Гладкость красного дерева. Сияющая бронза приборов… или не бронза?

– Это новейшее покрытие, тончайший слой красного золота, закрепленный силой. Устойчив к истиранию и царапинам, – Павел Аникеевич протянул ключи на темном круге. – Попробуйте… и посмотрите. Сейчас управление обыкновенное, но вот поворачиваем здесь, – он указал на изогнутый рычажок, – и педали отключаются. Управление становится полностью ручным, вот здесь контроль работы мотора. Его можно остановить, а здесь…

Анна слушала. Запоминала.

Она не собиралась садиться за руль. К чему возвращаться к тому, что ушло? Сегодня она чувствовала себя все еще неплохо, но завтра, послезавтра… Да в конце концов, это безответственно по отношению к другим людям…